Журнал «Вокруг Света» №08 за 1978 год

Баня — дело известное. Мы разбиваем запасную палатку, сооружаем из жердей полку, собираем «буржуйку». Рядом с палаткой кладем два бревна из плавника, на них ставим ведра с водой, разжигаем костер. Пока моется и стирает один, другой таскает и греет воду. Конечно, не Сандуны, но все же...

Камералка же требует некоторого пояснения. Поскольку Коля ходит в маршрут с Лидой, он обрабатывает образцы. Для каждого камешка выписывается своеобразный паспорт: номер, год, наименование партии, экспедиции и требование, на какой сдавать анализ; если на золотометрию, то пишется «ЗМ», на спектралку — «СП», на шлих — «ШЛ». Затем камень заворачивают в плотную бумагу аккуратным пакетом, складывать который тоже надо уметь. Не слишком сильный в грамоте Коля первую часть работы одолевал трудно, с сопеньем и руганью, зато легко освоил вторую, как будто и родился для того, чтобы заворачивать образцы. Он запечатывал камни быстро, с вдохновением, словно сбрасывал с плеч.

Со шлихами — хуже. Сначала их надо высушить. Для этого Боря привез хозяйственную сетку, туда сложил конвертики с мокрыми шлихами и повесил над печью. Когда они подсохли, мы стали высыпать порошок из кулечков в те же конвертики. Прочные, как пергамент, бумажки с треском разворачивались, порошок норовил высыпаться на нары или земляной пол. Кроме того, каждый шлих — а их накопилось несколько сот! — надо занести в специальный журнал, точно указать координаты, привязать к карте, описать место, где он взят, — с борта, террасы, хвоста или головы косы, русла, плотика у коренных пород; сообщить — галька ли была, валуны, песок или щебень, подчеркнуть степень окатанности.

Мы обрабатывали шлихи, и почти каждый из них напоминал о каком-нибудь случае, который как-то зацепился в памяти.

...Вот этот был взят у «Полины». Так назывался домик на берегу Оганди у Охотского моря. Его сработали лесорубы из Аяна. Они заготавливали здесь дрова зимой, а Полина, видать, была у них поварихой. В единственной комнате стояли нары, стол, печка из бочки, в кладовой висели на гвоздях корзины для съестных припасов, чтобы сберечь их от мышей, капканы, старые цепи от бензопил. Мы облюбовали это жилье для первых маршрутов. С трех сторон к избушке подступал лес, рядом бежала речка, а невдалеке тяжело ворочалось море.

Именно там пошел я с Лидой в первый маршрут. Сначала двигались по болотистой трясине вдоль столбов телефонной линии Магадан — Хабаровск, потом начали забираться вверх. Шли по валежнику, лишайнику, бурелому, каменной осыпи. Лида как бы решила испытать меня на выносливость, гнала будто на стометровке. По боку била меня тяжелая коробка радиометра, путалась труба уловителя, шею сдавливали наушники, моталось ружье... Словно нарочно, Лида залезла еще в кедровник, и там мы ползли на карачках, задыхаясь от жары, тяжелого запаха багульника. Весь день она собирала базальты и граниты, складывала мне в рюкзак. Вечером она хотела сбегать еще на одну гору с плоской вершиной, но я уже не мог сделать и шага. Ноги в болотных бахилах горели, будто их поджаривали, изодранные о ветки и колючки руки кровоточили, голова гудела колоколом. Позднее выяснилось: хорошо, что мы не пошли на ту плоскую гору. В это время там шли медвежьи свадьбы, и нам бы не поздоровилось.

...А вот шлих из другого маршрута. В эту камералку он напомнил о дне, когда к побережью подошла первая рыба — мойва, по-здешнему уёк. К обрыдшим макаронам со свиной тушенкой рыба оказалась прекрасной добавкой. Мойва прочно держалась у берега. Боря Тараскин, житель прибрежного поселка Кекра, черпал ее обыкновенным сачком. Чайки до того объелись, что не могли взлетать. Уёк мы жарили, парили, варили, из него делали котлеты и брали с собой в маршруты.

...Этот шлих мы брали в низовьях Кивангры, где в петлю из стального троса, поставленную кем-то из местных линейщиков, попала огромная медведица. Пытаясь освободиться, она вырыла целый котлован, повалила окружающие деревья, изгрызла стволы, пока не погибла от истощения. Тот линейщик-браконьер, очевидно, забыл об этой петле, и мы на медведицу натолкнулись случайно. Боря захотел взять на память клыки и когти, похожие на прокаленные железные крючья. Он, примериваясь, лазил возле медведицы, но вдруг остановился, словно поразившись, и опустил топор. «Эх, найти бы хозяина этой петли...» И мы, не оглядываясь, пошли прочь.

...Еще один шлих навел на воспоминания о реке Унчи. Она громыхала камнями, будто кто-то ехал на телеге по булыжной мостовой. Лагерь был в тесной долине, где ветер дул с такой силой, что ожесточенно хлопал тент, натянутый над кухней, звенела посуда, собранная в стопку, гремели кружки, которые висели на прибитых к стойке гвоздях.