Журнал «Вокруг Света» №08 за 1980 год

Реку Виталий перешел благополучно. Но, уже выбираясь на берег, поскользнулся и окунулся по пояс. Брюки на утреннем морозе сразу же обледенели, в голенищах плескалась вода. Он был не новичком в тайге и знал, что нужно развести костер и обсушиться, любыми средствами содрать с опухших ног проклятые резиновые сапоги и намотать сухие, свежие портянки. Но знал и то, что должен торопиться, чтобы успеть пройти как можно больше до восхода солнца по плотному зернистому «чарыму» — так на Алтае называют крепкий наст, выдерживающий пробежку лося. Взойдет солнце, и под его лучами наст очень быстро станет хрупким, начнет проваливаться под ногами, а старый зимник потечет ручьем, вязким и медленным, как ледяная патока. Виталий вынул было спички, но тут же сунул их в карман и побежал, срезая напрямик петли извилистого зимника.

Он шел без остановки почти весь день, меся резиновыми сапогами мокрый снег. Из накалившихся под жгучим солнцем голенищ при каждом шаге вырывались струйки пара... Пот заливал осунувшееся лицо, он машинально слизывал его с растрескавшихся губ и отстраненно удивлялся: пот был пресным, как дождевая вода. В конце концов Виталий все-таки упал. Но упал в километре от цели. С невысокого перевала уже видна была дорога, ведущая в Горно-Алтайск, он даже видел промелькнувшую по ней машину.

Этот последний километр Виталий шел в бреду. Падал, полз, вскакивал, бежал и снова падал. В тридцати метрах от шоссе он потерял сознание.

Его нашел шофер грузовика, ехавшего из Чои в Паспаул, от которого до Горно-Алтайска оставалось шестьдесят километров.

— Тебя в больницу? — спросил он пришедшего в себя Виталия.

— Отвезешь меня в Горно-Алтайск, — сказал тот. Не попросил — просто сказал, констатируя факт.

Шофер подумал и кивнул. Через два с половиной часа он на себе втащил Виталия в горно-алтайскую гостиницу.

В номере пожилая женщина, дежурная по этажу, вспорола ножницами сапоги, стянула брюки, взглянула на ноги и ахнула. Смотреть на них и в самом деле было страшно...

— В больницу. Срочно! — приказал вызванный врач.

— В Москву. — Виталий вытащил бумажник и протянул дежурной деньги: — Будьте добры, купите сапоги. Только кирзовые.

— Дело ваше, — сказал ему врач. — Но костыли я вам гарантирую.

Ноги забинтовали эластичными бинтами. Виталий кое-как доковылял до автостанции и сел в автобус, уходивший в Бийск. Из Бийска поездом уехал в Барнаул. А оттуда в Москву...

Долго болел после этого Парфенов. Но не уехал из Кедрограда, не бросил дело. И, едва поправившись, снова отправился в тайгу...

Впрочем, страницы биографии Виталия Парфенова, связанные с Кедроградом, история эксперимента, жизнь и борьба кедроградцев хорошо известны по страстным выступлениям Владимира Чивилихина, по его повести «Шуми, тайга, шуми!».

Двадцать лет спустя после создания Кедрограда Парфенов напишет книгу «Комплекс в кедровом лесу», в которой обобщит многолетний опыт научной и практической деятельности первого в стране кедрового комплексного предприятия. За этот труд Виталий Феодосьевич Парфенов удостоен звания лауреата премии Ленинского комсомола. Его мечта с годами обрела фундамент трезвого экономического расчета и превратилась в строго обоснованную теорию передового лесопользования в кедровниках, а сам Парфенов стал заместителем начальника Главного управления лесовосстановления Минлесхоза РСФСР и кандидатом сельскохозяйственных наук. Теперь он борется не за единственный конкретный Кедроград, а за его природную основу — сибирский кедр. Ибо знает: будет кедр, значит, будут и кедрограды и кедросады.

Ночью мы пили чай в номере маленькой бревенчатой гостиницы поселка Иогач. Вязко давила на плечи усталость, хотелось спать, а говорить и спорить не хотелось, но спор все-таки возник...

— Ну, убедились наконец, Семен Васильевич? — спросил Парфенов.

Семен Васильевич не торопясь тянул свой чай, явно пытаясь отмолчаться, но Парфенов смотрел на него в упор, и ответить пришлось:

— В чем вы хотите убедить меня, Виталий Феодосьевич? В том, что технология «узких лент» прогрессивна? Я и не возражаю — прогрессивна. Может быть, даже идеальна. Для равнинных лесов. Но на Алтае, в горах, повторяю еще раз, неприемлема.

— Для кого неприемлема?

— В первую очередь для лесорубов. Хлеб у них, сами знаете, и без того нелегкий. Зачем же усложнять им жизнь?

Вот уж этого Семен Васильевич мог бы, пожалуй, и не говорить. Ведь он не мог не знать, что на Алтае есть и были лесорубы и даже целые бригады, не боявшиеся «усложнять себе жизнь».

Хотя в одном он был, конечно, прав: хлеб лесоруба в самом деле нелегкий. Помню, как осенью 1965 года молодой инженер Горно-Алтайского опытного лесокомбината Виталий Парфенов сказал мне, приезжему журналисту, пожелавшему поработать на лесосеке:

— Неделю выдержишь — можешь считать себя настоящим мужчиной.

...Мы поднимались в шесть утра, торопливо умывались и спешили в столовую, хлюпая кирзовыми сапогами по раскисшей осенней земле.