Все же яномама изучены далеко не так уж подробно, невзирая на обилие посвященных им публикаций. Долгое время считали, что это вымирающее племя, однако недоступность леса прекрасно их защитила: в наше время яномама — самое многочисленное гвианское племя. Племя, которое сохранило свое своеобразие и свои тайны.
Но как долго сможет оно выжить? Сказать трудно. Бразильские этнографы бьют тревогу по поводу проектируемой автострады, которая должна пересечь южный выступ яномамских земель. Уже после первых встреч со строителями яномама познакомились с алкоголем. А ведь племя относится к числу немногих, никогда не знавших одуряющих зелий. Потому-то действие алкогольных напитков для них губительно. Но дело не только в этом. Генерал Фернандо Рамос Перейра, бывший губернатор бразильской территории Рорайма, где живут яномама, печально прославился изречением: «Страна, столь богатая золотом, алмазами и ураном, не может позволить себе роскоши содержать полдюжины индейских племен».
В Венесуэле положение яномама пока лучше. Когда венесуэльская авиакомпания «Вьяса» выпускала на линию свой первый суперлайнер, названный «Ориноко», в числе приглашенных на торжественный полет в Рим был и вождь ижевеитери, одетый в шнурок и раскрашенный.
— Что вы скажете людям в Европе? — спросил его на аэродроме один из журналистов.
— Я скажу, что не хочу с ними воевать,— ответил яномама.
На его языке это означает: «Я предложу им мир».
Схватка с осьминогом
В конце июля наш траулер стал на якорь у южной части Курильского архипелага. Молодые ребята нового набора — они составляли почти половину команды — радовались после штормов сияющей голубизне океана.
Рядом со шлюпкой, застывшей возле одинокой скалы у острова Итуруп, всплыл и нырнул снова старший рулевой Егор Проскуренко, и было видно, как его мускулистое тело прорезало толщу воды. Вскоре он появился с красивой раковиной, бросил ее в шлюпку и весело крикнул:
— Ныряйте за мной, хлопцы! Там еще лучше есть.
Новички сконфуженно рассмеялись. Кто же из них может такое? А восемнадцатилетний Мишка Коноплев вымолвил:
— Ты вот озолоти меня, я не нырну. Акулы — это еще так-сяк, они плавник показывают. Но все же знают, что тут под скалами осьминоги водятся. По сотне кило. А щупальца у них по три метра и в ногу толщиной.
Влезая в шлюпку, Проскуренко спокойно заметил:
— Правильно освещаешь вопрос. Нам в трал и побольше ста кило попадались. Такие чуда-юда, что испугаться можно до икоты. А плюхнулся осьминог на палубу — еле шевелится. Лежит на настиле — как повидло по хлебу размазали. Вот в воде, не знаю, может быть, и опасен. Мне, когда нырял, все больше мелкота попадалась. Удирали они от меня, как от акулы...
— Братцы! — воскликнул белобрысенький и тощий Коля Шишов, каютный напарник Мишки Коноплева.— Что я вспомнил! У меня в чемодане старинный журнал лежит — «Мир приключений». Там есть про осьминогов. С картинками.
Вернулись на траулер, подняли шлюпку, поужинали и тут же вцепились в журнал. Молодые моряки с любопытством разглядывали жуткие иллюстрации к рассказу о том, как лихой и неустрашимый водолаз сражался с исполинским морским чудовищем. Затем устроили громкую читку. Читал сам хозяин журнала, с выражением, с неподдельной дрожью голоса в самых устрашающих местах.
Из рассказа выяснилось, что водолаз большим ножом поочередно обрубил все восемь щупалец гигантского спрута. Но когда героя подняли на борт и сняли шлем, оказалось, что его черные кудри стали белы, как вершина Казбека.
— Я думаю,— сказал моторист Армен Татевосянц,— даже такой геройский парень, как Егор Проскуренко, не полез бы по своей воле драться с таким чудовищем. Один удав человека задушить может, а тут сразу восемь.
— Это Егор-то испугается? — вспыхнул Коноплев.— Старпом говорил, что он трехметровую акулу убил.
Проскуренко, перелистывая журнал, ответил неохотно, не поднимая головы:
— Ну и убил. С перепугу. Такая рыбина нахальная попалась, мне от нее деваться некуда было. Она бросок — я вильну, она снова — я опять вильну в сторону. На четвертом броске я ей нож подставил. Она на меня как торпеда и сама себя распорола чуть не от глотки до хвоста. Видел мое левое плечо? Это она мне кожу своей шершавой шкурой ободрала будто наждаком.
Молва о Егоре Проскуренко уже несколько лет шла и в портах, и на судах. Знали, что из своих двадцати двух лет он половину прожил в море, начав морскую жизнь воспитанником на одном из старых, теперь уже давно пошедшем в переплавку судне. Знали и то, что парень благодаря тренировке и природным данным мог нырять на глубину до пятнадцати метров и находиться под водой три с половиной минуты.
— Так полез бы ты с осьминогом драться? — приставал Мишка Коноплев.— Не голыми руками, конечно, а с ножичком так миллиметров на триста. Вроде того, каким ты акулу шкерил?
Егор положил на полку журнал, откинул со лба светлые волосы и спросил: