Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год

Конечно, все это может и пройти, и скорее всего пройдет, когда жизнь уляжется в привычную колею; когда незнакомый пейзаж, новая работа станут повседневным бытом и освоители превратятся просто в горожан, мир которых съежится до вида из окна, привычного маршрута на работу, «своего» магазина и кинотеатра, десятка приятелей и экрана телевизора по вечерам, но что-то неизбежно останется в характере нерюнгринцев от той прежней горячей поры их жизни...

Сергей Костырко г. Нерюнгри, Якутская АССР

В пять часов ты встанешь...

Гуси шли тремя шеренгами. Шеренги были ровными, длинными, но расстояние между ними оставалось повсюду одинаковым. Нарушить идеальный гусиный строй представлялось просто кощунственным, да и боязно: степенные эти птицы неодобрительно относятся ко всякому вторжению в их порядки и пребольно щиплются. Мы попятились. Выручил нас босой подросток в трусиках и широченной шляпе. Он вытянул хворостиной гуся, чересчур уж приблизившего клюв к нашим брюкам. Гусь зашипел, но голову отдернул. Видно было, что между парнем и птицами полное взаимопонимание и за свои голые ноги он может не беспокоиться.

Первая шеренга плюхнулась в воду. Стройный порядок нарушился, птицы загоготали, захлопали крыльями и, как яхты на дистанции, выстроились в кильватерную колонну.

— Сервус! — сказал паренек.— Привет!

— Сервус! — охотно отозвались мы — я и Ласло Немечек, агроном молодежного госхоза и коренной житель пусты — венгерской степи.

Негоже нам было убегать от гусей.

Теперь же получалось, что никуда мы не убегали, а просто поспешили к знакомому, с которым надо поговорить.

— В шесть? — спросил парнишка.

— В шесть,— ответил Немечек.— Ребятам передай.

— Это что за Лудаш Мати? — поинтересовался я.

— Это Лудаш Дюри, — улыбнулся Ласло, принимая шутку. — Городской парень, сюда на лето приезжает. И так у него с гусями здорово получается, что мы ему вообще после школы сюда перебираться советуем. Готовый специалист.

Лудаш Мати (Гусиный Мати) — любимый герой венгерских сказок. Прозвали его так, потому что он пас гусей своей матушки, пока их не отобрал помещик, да еще и самого Мати выпорол. Мати поклялся, что порку трижды вернет, и истории о том, как ему это удалось, рассказывают в стране повсюду. В области Хайду-Бихар убеждены, что жил Мати именно здесь, в пусте.

Пуста началась сразу за окраиной тихого городка Ньирбатор. Плоская, открытая солнцу и ветрам, она простиралась во все стороны и казалась совершенно безлюдной и необъятной. Но, привыкнув, глаз различал вдалеке то длинную неровную крышу приземистого дома, то журавль колодца, то серебряный шар на тонкой ножке-мачте — водонапорную башню. И становилось ясно: пуста — край обжитой.

Тем не менее не зря же этот угол северо-восточной Венгрии называли так: ведь по-венгерски слово «пуста» — то же самое, что по-русски «пусто», «пустыня». Предания и хроники повествуют, что лет семьсот назад здесь шумели леса. Но хлынувшая из далеких степей орда вырубила их и спалила, согнала жителей, вытоптала посевы. И когда люди вернулись в родные места, здесь стало пусто. Пуста...

— Вообще-то, ни сибирской тайги, ни амазонских джунглей здесь никогда и не было,— уточнил Ласло.— Была лесостепь: широколиственные рощи и сосновые леса чередовались с луговой степью. Через густые леса кочевникам ни за что бы не пройти. В том числе и нашим предкам. Человек, освоивший и распахавший степь, сам сводил леса — на постройки, на топливо. Водный баланс был нарушен. Да еще захватчики повредили довольно сложную сеть каналов, а разливы Тисы, довершили дело. Там появились болота, тут — солончаки. На них ничего не посеешь. На тех землях, где не имело смысла заниматься землепашеством, стали пасти скот, вывели степную породу лошадей.

Когда мы вышли из автобуса, привезшего нас сюда, он остановился недалеко от канала. Каналов здесь довольно много — вода из реки Тисы, из Тисалёкского водохранилища доходит по ним к засушливым районам. И не прошло и десяти минут, как наткнулись на гусей. Стоило выйти к каналу, он показался белым от обилия водоплавающих. Впрочем, Ньирбаторский госхоз специализируется не только на гусях, но и на овцах и свиньях.

Когда земля принадлежала помещикам, пасти стада нанимались безземельные, нищие крестьяне. По неделям не бывали они дома. Безземельных среди обитателей пусты было большинство, и пастушество стало наследственным занятием. С утра до вечера тряслись они в седле, в теплое время года одетые в синие рубахи с широкими рукавами и широченные — каждая штанина в юбку — порты, еле прикрывавшие верх сапог. Зимой пастухи кутались в косматые «бунды», вроде кавказской бурки. И непременно — и зимой и летом — носили черные твердые шляпы с завернутыми полями. Их не снимали с головы, кажется, и когда спать ложились. В пусте сложился свой тип людей, свой фольклор, свой быт.