Свидетельство возрожденной славы Никитина — подарочное издание «Хожения» с текстом на трех языках — русском, хинди и английском. СССР—Индия, 1960 год
Море первое, каспийское
Что же заставило тверского купца средней руки (по собственным словам Афанасия, его товар — «мелкая рухлядь», то есть меховые шкурки, — был невелик) отправиться в дальние страны? Правильный ответ — долги.
Все началось с того, что, помолившись в Спасо-Преображенском соборе, а также заручившись охранной грамотой великого князя Тверского Михаила и епископа Геннадия, наш герой «поплыл вниз Волгою» до Нижнего Новгорода, где он хотел присоединиться к большому русскому посольству, которое направлялось в Ширван во главе с Василием Папиным. Но оказалось, что тот уже отправился в путь, и купцу пришлось две недели ждать на волжских берегах ширванского посла Хасан-бека. Казань, Саратов, Новый и Старый Сарай миновали без приключений, но Астрахань, печально известную частыми грабежами караванов, все же сочли за благо обойти: два больших судна свернули в речку Бузань, впадающую в Ахтубу, параллельную волжскому руслу. Но тут-то счастье им изменило. Дело вышло так: «три татарина неверных» сообщили «по секрету», что люди астраханского хана стерегут посольство в самом бузанском устье. Хасан-бек дал помянутым татарам по кафтану-однорядке и полотна вдобавок, чтобы они тайно провели караван мимо засады. А татары «по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали».
И вот, повествует Афанасий, «луна светит, и царь нас увидел… и за грехи наши послал за нами всех своих людей». Началась перестрелка, татары захватили сперва «меньшее судно» (на котором и помещались товары Афанасия), а затем, уже при выходе из Волги в Каспий, разграбили, нагнав, и второе, «а нас отпустили голыми головами в море.…А назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали. И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент».
Вид Дербента. Здесь Никитин «бил челом» Хасан-беку и Василию Папину
На этом злоключения несчастного купца не закончились. По дороге буря разбила одно из судов вдребезги, а затем караван вторично ограбили кайтаки. С горем пополам, без гроша в кармане Афанасий добрался до Дербента, куда уже прибыли и Хасан-бек, и Папин. Тверич «бил челом» обоим послам. Пусть господа, дескать, упросят ширваншаха, чтобы он приказал своему шурину, князю кайтаков, возвратить награбленное. Что и было сделано, но особой материальной компенсации Афанасию не принесло. А когда ему снова пришло в голову умолять послов замолвить «ширваншаху, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси», тюркский правитель уже чувствовал себя морально вправе отказать: «…дескать, много вас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят… А я пошел… в Баку, где огонь горит неугасимый, а из Баку пошел за море — в Чапакур». Начинается принципиально новая «фаза» его путешествия — по неизведанному Ирану. Здесь он прожил почти год, переезжая из города в город. Рассказывает он об этом времени кратко, просто перечисляя города: Чапакур — Сари — Амоль — Демавенд — Рей — Кашан — Наин — Йезд — Сирджан — Таром — Лар — Бендер (Старый Ормуз) — Ормуз Новый, на острове лежащий; и указывая, по скольку дней ему довелось провести в каждом из них.
Размышлять о том, почему автор «Хожения» становится тут немногословен, значит просто гадать, но, учитывая его профессию, основной достоверный элемент биографии, имеющийся у нас, можно предположить: ему просто опять не везло. Торговля не шла, восстановить состояние не получалось. Вот и двинулся он все дальше на юг. Почему именно в Индию? Возможно, Никитин от местных торговцев услышал, что там за хорошего породистого жеребца можно получить целое состояние — и решил рискнуть. На все накопленные за время иранских скитаний деньги (Афанасий упоминает о сумме в «сто московских рублей») он купил коня и из гавани Ормуза устремился в «Индийское» море (то есть Аравийское, Индийского океана).
Что и зачем шифровал Никитин?