На острове своей нефти нет и никогда не было. Однако уже на протяжении шестидесяти лет, когда в деловых кругах Европы произносят слово «Кюрасао», подразумевается одно — нефть. Дело в том, что после строительства на острове первого нефтеперерабатывающего завода в 1915 году по стальным жилам Кюрасао потекла «черная кровь» Венесуэлы, а одновременно в сейфы нефтяных магнатов — река долларов. Начался бум, началась эпоха процветания бизнесменов Кюрасао.
Кроме переработки нефти, «Шелл» здесь занимается еще и бункеровкой, то есть заправкой топливом транзитных судов, следующих из Атлантики в Тихий океан через Панамский канал, а также кораблей, курсирующих вдоль побережья Северной и Южной Америки. В 1974 году корпорация еще прочнее укрепилась на Кюрасао: с постройкой нового порта для пересылки нефти с Ближнего Востока в США прибыли «Шелл» побили все рекорды.
Нефть, однако, оказалась своеобразным «троянским конем» для Кюрасао. Автоматизация производства из года в год выбрасывала рабочих с заводов «Шелл». Число занятых сократилось с двадцати, до пяти тысяч человек. Безработица достигла небывалых размеров — 20 процентов трудоспособного населения. Частые увольнения и нищенская зарплата постоянно толкают рабочих на организованные выступления против администрации. Жители Пунды хорошо помнят, как колонны отчаявшихся людей направились к правительственным зданиям, требуя удовлетворения своих справедливых требований. На подавление демонстрации были брошены полиция и морская пехота Нидерландов и США. Могилы расстрелянных на кладбище в Отрабанде до сих пор хранят память об этих событиях. Рядом с Пундой, блистающей своим могуществом и богатством, скромно приютилась невзрачная Отрабанда. Это кварталы бедноты, увидеть здесь туристов — редкость. Покосившиеся дома, мелкие лавчонки, узкие грязные улицы... В глубине гетто — так называют этот район сами жители — картина еще мрачнее. Многие дома смотрят черными глазницами незастекленных окон. У дверей сидят старики — высохшие фигуры с остановившимися глазами. Дети со вздутыми рахитичными животиками копошатся в придорожной пыли. Взрослые на работе или в поисках ее.
Накануне нашего приезда все газеты Кюрасао вышли с крупными шапками: «Трагическая смерть семьи Хартман», «Выстрелы в Отрабанде», «Отец убивает семью из револьвера 22-го калибра». Впрочем, на следующий день трагедия, разыгравшаяся в Отрабанде, была предана забвению. Газетные полосы заполнили отчеты о женитьбе крупного промышленника на Мисс Карибиен — королеве красоты, уроженке Кюрасао.
Мы подходим к небольшому двухэтажному дому под номером семь. Здесь еще два дня назад жил мелкий служащий, тридцатидвухлетний мулат Элоис Хартман с женой и тремя малышами-близнецами. Все соседи считали его счастливчиком: Хартман единственный в квартале имел более или менее приличную работу. Однако и тех денег, которые он приносил, едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Не обходил его дом и страх — постоянный страх потерять работу. И худшее случилось: Хартман оказался на улице. На последнюю получку Элоис купил револьвер. Трагедия Хартманов длилась полторы минуты — от первого до пятого выстрела. Элоис застрелил вначале жену, трех ребятишек, а затем покончил с собой...
Мы возвращались из Отрабанды молча, в подавленном настроении. И вдруг до нас донеслась музыка. Воздух наполнился пульсирующими звуками, темп нарастал, и полилась песня. То была калипсо — жизнерадостная народная мелодия, полная неистребимой веры в лучшее завтра.
И еще раз мы услышали калипсо — уже в порту. Под четкий ритм гитары и барабанов танцевали чернокожие женщины в ярких платьях и мужчины в белых широких штанах и цветных рубахах. Гитарист, «мастер-калипсо» — так здесь называют автора и исполнителя песен — творил чудеса. Под его смуглыми пальцами шумели океанские волны, штиль сменялся бурей, покой — смятением, радость — горем. Мальчуган, танцевавший посреди пирса, был нервом музыки. Пассажиры бросали с борта мелкие монеты. Они падали у ног мальчишки, и тот, не прерывая танца, собирал их в большую соломенную шляпу. Внезапно взревел гудок судна. Мальчишка, сбившись с ритма, неловко ткнулся вперед и уронил шляпу в море, монетки исчезли в жирно поблескивавшей, радужной от нефтяных разводов воде. Мы с жалостью наблюдали за мальчишкой. Он стоял у края в замешательстве. Что делать? Прыгать с пирса? Опасно — моторы уже работали. По щекам его текли слезы. Но вот новый взрыв музыки, и слезы мальчишки сразу высохли, он уже смеется и снова отбивает чечетку...
Ненасытное чрево острова Сейбл
Соболь, сабля или песок?