Участь рабынь в Югге была ужасной. Ни одна из них не знала, когда наступит ее время быть расчлененной для котла, а жизнь их проходила в постоянных издевательствах со стороны господ и хозяек. Для них Югга был подобен аду, насколько это только возможно. Мне неизвестно, что происходило в дворцах знати и воинов, но я знаю, как текла жизнь в палатах королевы. День и ночь эти мрачные стены оглашались воплями агоний и тщетными мольбами о пощаде, сливающимися с мстительными проклятиями и похотливым хохотом.
Несмотря на всю физическую и психическую закалку, я так и не смог к этому привыкнуть. Думаю, единственное, что помешало мне сойти с ума, — это сознание необходимости сохранить разум, чтобы использовать все возможности для защиты Эльты. А их было немного — я был прикован цепями в отдельной комнате и не имел ни малейшего представления о месте пребывания девушки из Котха. Мне было известно лишь одно — она находится где-то во дворце Ясмины, защищенная от похоти мужчин, но не от жестокости своей госпожи.
Дни, проведенные в том плену, кажутся мне неясным кошмаром. Лично со мной обращались неплохо. Каждый день меня выводили под охраной на своего рода прогулку по дворцу — что-то вроде упражнения для животного в клетке. Я всегда был в оковах, и со мною находилось семь-восемь воинов, вооруженных до зубов. Несколько раз во время таких прогулок я видел Эльту, выполняющую порученные ей дела, но она всегда отводила взгляд и спешила скрыться. Я все понимал и не делал попыток заговорить с ней. Я уже подверг ее опасности, обмолвившись о ней при Ясмине. Пусть, если это возможно, королева забудет о ней. Чем реже королева ягов вспоминала о рабынях, тем в большей безопасности они находились.
Не знаю как, но я нашел в себе силы сдержать ярость и слепую ненависть. В моменты, когда мозг уже не справлялся с желанием разорвать цепи и взорваться в истребительной резне, меня выручала железная воля. И ярость въелась в мою душу, выкристаллизовав ненависть. Так шел день за днем, пока не настала ночь, когда Ясмина снова прислала за мной.
Глава Х
Оперевшись подбородком на стройные руки, Ясмина не сводила с меня огромных неземных глаз. Мы находились в комнате, где я еще ни разу не был. Стояла ночь. Я сидел напротив нее на диване, мои руки и ноги были свободны. Она предоставила мне временную свободу в обмен на обещание не причинить ей вреда и надеть цепи по первому требованию. Я дал слово. Я никогда не был хитрецом, но ненависть обострила мои способности. Я решил сыграть роль по своим правилам.
— О чем ты думаешь, Исайя — Железная рука? — спросила она.
— Мне хочется жить, — ответил я.
Она указала на золотой сосуд возле своей руки.
— Выпей немного золотого вина, только чуть-чуть, иначе ты опьянеешь. Это самый крепкий напиток в мире. Даже я, осушив этот сосуд, пролежу несколько часов в беспамятстве. А ты с ним совсем незнаком.
Я немного выпил. Вино и в самом деле било в голову. Ясмина вытянулась на тахте и спросила:
— Почему ты меня ненавидишь? Разве я с тобой плохо обращалась?
— Я не говорил, что ненавижу тебя, — возразил я. — Ты очень красива. Но ты жестока.
Она пожала крылатыми плечами.
— Жестока? Я — богиня. Что мне до жестокости или жалости? Эти качества свойственны людям. Человечество существует для моего удовольствия. Разве я не источник самой жизни?
— Возможно, твои глупые акки и верят в это, — ответил я, — но я уверен в другом, да и ты тоже.
Она рассмеялась, не обидевшись.
— Ладно, возможно, я и не могу создавать жизнь, но уж разрушать — было бы желание. Возможно, я и не богиня, но вряд ли ты сможешь убедить этих глупых девок, что я не всемогуща. Нет, Железная Рука, Бог — это просто еще одно имя Силы. Я — Сила для этой планеты, поэтому я — богиня. А кому поклоняются твои волосатые друзья — гуры?
— Они поклоняются Цаку, по крайней мере, они признают Цака создателем и хранителем. У них нет обычного ритуала богослужения, храмов, алтарей, жрецов. Волосатый Цак — это бог в образе человека. Он завывает во время бурь и ревет, словно лев в холмах. Ему нравятся храбрые мужчины, он не любит слабаков, но он и не вредит, и не помогает. Когда рождается мальчик, он вдувает в него отвагу и силу; когда умирает воин, он поднимается в обитель Цака — небесные равнины, реки и горы, кишащие дичью и населенные духами ушедших воинов, которые дерутся, охотятся и наслаждаются всем тем, что было им доступно при жизни.
Она рассмеялась.
— Глупые свиньи. Смерть — это забытье. Мы, яги, поклоняемся только собственному телу. И приносим нашим телам щедрые жертвы в виде тел глупых маленьких людей.
— Ваша власть не может быть вечной, — не сдержался я.
— Она началась раньше, чем начался ход Времени. Мой народ обитал на Югле в течение неисчислимых столетий. Мы жили в стране Ягг задолго до того, как на равнинах появились города гуров. Мы господствовали всегда. Как мы правим гурами, так мы правили и загадочной расой, которая владела землей до того, как гуры эволюционировали от обезьян. Она возвела мраморные города, руины которых теперь пугают луну, но эта раса тоже исчезла в ночи.