На четвертый день внизу на равнине показалась какая-то движущаяся масса, напоминавшая сверху армию, движущуюся на марше. Я приказал ягу пролететь над ней. По моим расчетам, мы должны уже достигнуть границ обширной территории, контролируемой Котхом, и шанс, что войско шло из моего города, был достаточно велик. Подлетев ближе, я понял, что передо мной внушительная сила — несколько тысяч человек, двигавшихся в строго определенном порядке. Мой интерес к увиденному был так силен, что чуть не стал для меня роковым. Как назло, утром я не стал связывать ноги яга, поскольку он сказал, что в противном случае не может лететь, но все-таки оставил связанными руки. Увлекшись, я не заметил, что он украдкой возится со шнуром. Кинжал мой находился в ножнах, так как яг в последнее время не проявлял никаких признаков строптивости. Первая мысль о бунте мелькнула у меня, лишь когда он резко рванулся в сторону. От сильного крена я почти выпустил его из объятий. Длинная рука обвила меня и рванула за пояс, а в следующую секунду мой кинжал оказался в его руке.
Далее последовала одна из самых отчаянных схваток на моей памяти. Почти свалившись с яга, я несся по воздуху не на его спине, а прямо перед ним, удерживаясь только благодаря тому, что рукой вцепился ему в волосы, а коленом захватил ногу. Другой рукой я перехватил его руку, сжимавшую кинжал. Мы кружили на высоте тысячи футов: он — пытаясь вонзить кинжал мне в грудь или оторваться от меня, чтобы я полетел вниз, навстречу собственной смерти; я — силясь сохранить захват и отвести блестящий клинок.
Будь мы на земле, то больший вес и сила быстро бы решили дело в мою пользу, но в воздухе преимущество было на его стороне. Свободной рукой он раздирал мне лицо, и в то же время не зажатым коленом бил и бил меня в пах. Стиснув зубы, я терпел побои, заметив, что в пылу борьбы мы опускаемся все ниже и ниже.
От столкновения с землей голова у меня пошла кругом. Яг не двигался; его тело смягчило мое падение и, по-видимому, у него было сломано не менее половины костей.
До моих ушей донесся шум голосов, и, повернувшись, я увидел бегущую ко мне орду волосатых фигур. Добрая тысяча глоток вопила мое имя. Я встретился с соплеменниками из Котха.
Волосатый гигант попеременно тряс мне руку и хлопал по спине с силой, могущей свалить лошадь. При этом он не переставал орать:
— Железная Рука! Клянусь челюстями Цака, Железная Рука! Дай мне тебя обнять, старый пес войны! Громы ада, более радостной минуты у меня не было с той поры, как я сломал хребет старику Кхашу из Танга!
Здесь были почти все сильнейшие воины из Котха: мрачный, как всегда, Хосутх — Крушитель Черепов, Тхэб — Быстроногий и Гучлак — Разъяренный Тигр, и то, как они хлопали меня по спине и орали приветствия, согрело мое сердце, как никогда оно не было согрето на Земле, ибо я знал, что в их огромных простых сердцах не было места неискренности.
— Куда же ты пропал, Железная Рука? — воскликнул Тхэб-Быстроногий. — Мы нашли на равнине твой сломанный карабин, а рядом — яга с раздробленным черепом, и решили, что тебя прикончили эти крылатые дьяволы. Но нигде не могли отыскать твое тело — и тут ты сваливаешься с небес, ведя бой с еще одной крылатой бестией! Скажи, ты что — был в Югге?
И он залился смехом человека, произнесшего остроту.
— Ага, в Югге, на скале Ютла, у реки Йог в стране Ягг, — ответил я. — А где Зэл-Метатель?
— Он с тысячей воинов остался защищать город, — ответил Хосутх.
— Его дочь томится в Черном Городе, — сказал я. — В ночь полнолуния Эльта, дочь Зэла, умрет в числе пяти сотен девушек-гурянок — если мы не помешаем этому.
По рядам воинов прокатился ропот гнева и ужаса. Я прикинул размеры этой дикой орды — примерно четыре тысячи. У каждого за плечами карабин, луков ни у кого не было. Это означало войну, а число воинов говорило о важности предпринятого рейда.
— Куда вы направляетесь? — спросил я.
— Против нас выступило пять тысяч воинов из Кхора, — ответил Хосутх. — Это будет смертельная схватка племен.
Мы решили встретить их подальше от стен нашего города и избавить наших женщин от ужасов войны.
— Забудьте о людях из Кхора! — закричал я с болью в сердце. — Вы хотите пощадить чувства ваших женщин — но ведь тысячи ваших жен и дочерей терпят невыносимые мучения от проклятых ягов на черной скале Ютла! Идите за мной! Я поведу вас на крепость этих дьяволов, тысячи веков истязающих Альмарик!
— Сколько у них воинов? — неуверенно спросил Хосутх.
— Двадцать тысяч.
У слушающих вырвался стон.
— Что сможет сделать наша кучка против такой орды?
— Не бойтесь, — воскликнул я. — Я приведу вас в самое сердце цитадели.
— Хай! — проревел Гхор-Медведь, размахивая мечом, — он всегда быстро заводился под уговорами. — Это слово мужчины! Ну что же вы, братья! Идем за Железной Рукой! Он покажет нам путь!
— А как же отряд из Кхора? — запротестовал Хосутх. — Они собираются нас атаковать. Мы должны с ними сразиться.
Гхор, когда до него дошла истинность этого утверждения, громко фыркнул, после чего все уставились на меня.