В ночь перед поездкой мне удалось незаметно погрузить в «Лили» записи, фотоаппаратуру, а также Люси и Дэзи. В Кабаре у меня был небольшой автоматический пистолет, но я им ни разу не пользовалась. Прибыв в Румангабо, я отдала пистолет на хранение знакомому сотруднику из службы охраны парка. Мы подружились во время моего заключения: он тайком приносил свежую пищу и новости. В ночь перед побегом в Уганду мой друг незаметно передал мне пистолет и посоветовал держать его наготове, особенно на границе между Заиром и Угандой. Пограничный пост в Бунагане, сообщил он, кишит солдатами, и те вряд ли выпустят меня в Уганду даже на короткое время. Оставалось решить, куда спрятать пистолет. Я рискнула и положила его на дно полупустой коробки с бумажными салфетками. Коробку я обложила ржавыми болтами и мелким автомобильным инструментом, чтобы удержать ее на месте во время тряски по немощеной дороге к границе.
Когда мы тронулись в путь на следующее утро, конвоиры были в чудесном настроении, которое заметно улучшалось после каждой остановки у придорожных баров, где торговали местным пивом. Они не обращали никакого внимания на коробку с бумажными салфетками.
Пограничный пост оказался точно таким, как его описывал мой друг из парковой службы,— он был битком набит военными. Один из пограничников сказал, что я могу пройти пять с лишним миль до Кисоро пешком, оставив «лендровер» на заставе, а сопровождавшие меня солдаты отказывались идти со мной и не хотели меня отпускать одну. Отпечатанное на папиросной бумаге разрешение, выданное мне в Румангабо на «временный» въезд в Уганду, переходило из рук пьяных солдат в руки столь же пьяных таможенников и обратно. Перебранка длилась несколько часов.
За все это время я не вымолвила ни слова, а Люси снесла яйцо. Тут я запрыгала, хлопая в ладоши и строя из себя дурочку, пришедшую в умиление от необыкновенного дара Люси. Воцарилась тишина: солдаты недоуменно уставились на меня. В конце концов присутствующие пришли к соглашению, что я настоящая «бум-бару» (идиотка) и меня можно спокойно отпустить. Но с небольшим конвоем. И шлагбаум был поднят.
За двенадцать лет до этих событий милейший человек по имени Вальтер Баумгертель открыл в Кисоро некое подобие пансионата для исследователей горилл и туристов — под названием «Приют для путника». Это было пристанище для многих ученых, приезжавших сюда до меня, включая Джорджа Шаллера. Я встречалась с Вальтером во время моего первого сафари, а за шесть с половиной месяцев новой поездки он стал для меня одним из самых близких друзей в Африке. Через десять минут после пересечения границы я затормозила у гостиницы Вальтера, схватила ключ зажигания и влетела в парадную дверь, у которой толпились изумленные беженцы из Заира. Я пронеслась по коридору через всю гостиницу до самого дальнего номера и, продравшись через паутину, спряталась под кровать. Трясясь от страха, я выждала, пока не улегся шум, вызванный приходом угандийских солдат, явившихся по звонку Вальтера арестовать сопровождавших меня заирцев. Выбравшись из-под кровати, я первым делом поздравила Люси со столь своевременно снесенным яйцом. Оно, правда, в сутолоке разбилось.
После допросов, которым я подверглась в Кисоро на протяжении нескольких дней и во время которых мне дали понять, что при попытке вернуться в Заир меня застрелят без предупреждения, я отправилась в Кигали, столицу Руанды, где меня снова допрашивали. Наконец я вылетела в Найроби, где впервые за семь месяцев встретилась с доктором Лики, правда, при иных обстоятельствах, чем хотелось бы нам обоим.
Он ожидал меня в аэропорту Найроби, улыбаясь и как бы говоря: «Ну вот, мы их снова надули, не так ли?» После краткой беседы мы оба пришли к выводу, что мне лучше вернуться в Вирунгу, нежели работать с орангутанами в Азии. В Найроби я узнала, что госдепартамент США объявил меня пропавшей без вести и, по всей вероятности, погибшей. Поэтому мне и Лики предстояло явиться в американское посольство. При встрече со мной сотрудник посольства категорически заявил, что возвращение в Руанду невозможно. По его словам, меня тут же сдадут заирским властям как сбежавшую из заключения.
Тогда доктор Лики попросил меня выйти и закрыл дверь изнутри. Около часа их возбужденные крики разносились по всему посольству. Лики вышел из кабинета бодрой походкой и с озорным огоньком в глазах. Его вид свидетельствовал, что он провел весьма удачные переговоры.
Через две недели я вылетела к горам Вирунга — той их части, что расположена на территории Руанды. Там тоже обитали гориллы. Я переживала второе рождение.