Когда Савицкий умер (это случилось в Москве), некоторые чиновники из Министерства культуры пытались запретить панихиду в Музее искусства народов Востока. Но из этих попыток ничего не вышло. Были люди, и их было много, кто понимал значение Савицкого, который сохранил целый пласт нашей культуры. Не дал ему исчезнуть так же безвозвратно, как ныне исчезает Арал.
В Муйнаке, на бывшем берегу бывшего моря, ко мне вновь пришло то чувство горечи, которое я испытала в самолете. Уже давно Муйнак перестал быть портом и городом рыбаков. Хотя еще строят новые дома, и дети идут в школу, и колышутся белые занавески на открытых дверях магазинов — город кажется потерянным. Уезжают рыбаки, уезжают капитаны, особенно русские, потомки тех уральцев, которых когда-то ссылали в Муйнак... Боль застыла в глазах людей, которые еще остаются здесь. Боль и вопрос: «Кто виноват в этом?»
Когда Савицкий жил и работал в Нукусе, ветер с Арала еще доносил свежесть моря. Игорь Витальевич часто спрашивал ученых: «Что будет с нашим Аралом?» И в тревожном предчувствии собирал пейзажи, которых — увы!— уже нет в реальности. Лишь по полотнам Урала Тансыкбаева, Ф. Мадгазина, Кдырбая Саипова, Рафаэля Матевосяна, наброскам и этюдам самого Савицкого можно представить, какими могучими и полноводными были в очень недалеком прошлом Амударья и Арал. Сердце Савицкого сжалось бы от горя, если бы он увидел Муйнак, окутанный едкой соленой пылью, и черные остовы кораблей среди песка и лиловых факелов тамариска...
Думая сегодня о подвижничестве Савицкого, о его практическом, так сказать, интернационализме, я уверена, что он сделал бы все, даже невозможное, чтобы отвести беду от своей Каракалпакии, своего Нукуса, своего музея, которому тоже грозит мертвящий ветер экологической катастрофы. Ибо любить для Савицкого означало — действовать.
К пирамидам Ламбаеке
Нам кажется, что мы изучили нашу планету, познали ее дописьменную историю после того, как походили по натоптанным туристским тропам Египта и Мексики и увидели на картинках Мачу-Пикчу в Перу. В поисках нового посылаем исследователей на Луну, где они находят только камень и песок. А между тем на нашей фантастической планете по-прежнему можно открыть неведомые храмы и центры забытых культур, ведь люди, которые жили здесь, оставили нам свои следы.
Тихий океан... Надо же было назвать так самый большой и самый бурный из океанов нашей планеты! Придумал это название испанский конкистадор Нуньес де Бальбоа, когда первым из европейцев пересек Панамский перешеек и увидел неизвестный еще географам Старого Света океан. Название показалось подходящим и тем испанцам, которые незадолго до этого пересекли штормовую Атлантику и по ту сторону Панамы обнаружили безмятежное море, защищенное Американским материком от вечных восточных пассатов.
Вопреки собственным воспоминаниям о яростных штормах и высоченных волнах, я тоже готов был согласиться с названием «Тихий», когда недавно вновь оказался в Перу. Я сидел на скале в широком устье реки Ламбаеке, откуда испанцы в XVI веке под предводительством Писарро двинулись внутрь страны покорять могущественное племя инков. Вокруг меня была просторная долина, в глубине которой карабкалась вверх по склонам уцелевшая часть древней инкской дороги.
Далеко в океане лежали острова Общества и Маркизы, где зародился мой интерес к маршрутам морских миграций. Там находились и острова Туамоту, связанные с этим побережьем ветрами и течениями, которые доставили к атоллам наш плот «Кон-Тики». Намного ближе и несколько севернее помещались Галапагосские острова, где мы обнаружили черепки, доказывающие, что туда часто ходили доинкские мореплаватели. Значительно дальше, но все равно лишь на половине пути, пройденного «Кон-Тики», лежал остров Пасхи, единственный остров в Тихом океане, где сохранились следы подлинной древней цивилизации с письменностью, архитектурой, астрономией и мегалитическими скульптурами.
Большинство людей считает, что я только и делаю, что прыгаю с одного плота на другой. Кое-кто готов признать, что, кроме этого, я организовываю археологические экспедиции на разные тропические острова. Но мало кому известно, что большую часть времени я провожу в стенах библиотек и музеев или за столом, где высятся горы писем, которые обрушивает на меня почтальон. Дни на плотах я назвал бы желанными паузами, позволяющими отдохнуть душой.
Я никогда не читал детективы. Захватывающие приключения — неотъемлемая часть моей жизни и деятельности. Главная задача археологов — не доказать, а что-то найти. Они и открыватели, и следопыты, ведь то, что они находят,— лишь фрагменты далекого от завершения мозаичного панно. Но каждый новый фрагмент говорит о конкретных событиях на нашей древней планете, о которых современный человек ранее не подозревал.