Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год

Было чему удивиться. Откуда талышу, крестьянину из далекого горного селения, известно о вещах, о которых и не все ученые люди знают? Объяснилось все довольно просто.

Нет, иранское телевидение и радио тут ни при чем. В Паликеш лишь недавно провели электричество, которое толком так и не подключили: керосиновые лампы горят куда чаще электрических. До нашего приезда, например, последний раз свет давали шесть или, кажется, семь месяцев назад. А телевизоров на керосине, как известно, пока еще не придумали даже неугомонные в электронике японцы.

Источником неожиданных знаний Сафара явилась старая книга, которую случайно сберегли в их доме. Написанная на фарси, она, возможно, была единственной, близкой и понятной книгой в жизни Сафара. Ведь за прошедшие полвека в нашей стране ничего не издано на талышском языке. О сегодняшнем дне здесь узнают лишь те, кто владеет азербайджанским. А в горах таковых мало, особенно среди детей и женщин.

Чужого языка горцы подчеркнуто не признают. Гордость! «Тырку зандоним», — отвечают они, заслышав незнакомую речь, будь то русские, китайские или английские слова. Все звуки чужды их сердцу, все, кроме родных талышских.

Свою старую книгу Сафар наверняка перечитывал много раз. Он — горец, человек гордый, других книг ему и не надо. «Фарси — почти талышский», — говорит он...

Если бы не домашнее хозяйство, семья Сафара в тринадцать ртов давно бы умерла с голода. Многое ли даст здешняя природа? Горы щедры на красоту, на землю они скупы. Каждый клочок на учете.

Когда мы подходили к их дому, Сафар в лесу рубил секирой — дагисом — ветки деревьев: добывал корм корове. За лето склоны желтеют, звенит земля от нещадного солнца. Лишь на деревьях да около родников сохраняется пожива коровам. С козами проще, они, голодные, залезут на любое раскидистое дерево, а на кустарник и подавно. Самостоятельные здесь козы...

Так вот, я не оговорился, в семье Сафара тринадцать ртов. Вернее, уже четырнадцать — недавно пришла молодая невестка. Она дважды промелькнула в саду. Высокая, совсем еще девочка-подросток, она по-особому теперь завязала платок, — называется яшмаг, — пряча пол-лица от посторонних взглядов.

Яшмаг для замужних женщин обязателен: «Войдешь в дом — сразу видишь...» Таков обычай предков. А тринадцатой в их семье была вторая жена хозяина, полная улыбающаяся женщина. Она вышла к нам, не выпуская из рук мешок с белой шерстью, которую непрерывно сучила в тонкую нить. Так и просидела на траве за работой.

Эти люди мало используют завоевания цивилизации. Все сами. Но одна женщина обычно не управляется, даже несмотря на помощь детей. Вот почему многоженство здесь по-прежнему в порядке вещей, его не афишируют, но и не скрывают. Так было всегда, так и сейчас. В хорошей семье две-три жены — не редкость. Зачем забывать обычаи предков, зачем придумывать новые...

Немые камни

Наш разговор так и ходил из стороны в сторону — я тянул к себе, Сафар к себе. А кончился он неожиданным предложением пойти на пир — святое место, прославившее Паликеш в округе.

Пиры у талышей бывают разные: дерево у дороги, камень. Этот — могила на кладбище. Здесь похоронен святой, им был прадедушка Гилала, моего доброго, гостеприимного Гилала, мужественно взявшего на себя хлопоты по поездке.

Минут тридцать мы шли по тропе, которую надежно укрывали деревья. Наконец подошли к забору из колючей проволоки, около него стояли дощатые столы и лавки, вкопанные в землю, неподалеку росло дерево, с толстых ветвей которого свисали две веревочные петли: на них, судя по багровой от крови земле, разделывают туши жертвенных животных. Сразу за деревом в колючем заборе колючая калитка.

Надо заметить, что калитками талыши не пользуются, хотя все участки у них старательно огорожены. Через забор они обычно выкладывают из чурбачков что-то вроде

 

лестницы. Любой человек по ступеням без труда переступит забор, а скотина, вольно гуляющая на свободе, — нет. Для нее калиток на чужие участки не предусмотрено.

За оградой кладбища могилы ступенями поднимались в гору. Ни на одной я не увидел ни слова, ни знака. Плоские немые камни — вот и вся могила. Камни по-особому укладывают, и солнце никогда не осветит то место, где спит человек. Вечная тень и густой мох на камнях охраняют покой и тишину кладбища.

Говорила лишь одна могила. Но своим, непонятным для чужака языком. Около нее силился подняться куст машмалы, увитый лоскутами и цветными нитками. Это — пир. Каждый может прийти сюда, прочитать молитву, открыть Аллаху заветное желание, для исполнения которого достаточно привязать к святому кусту нитку или тесемочку, а дальше — решит Всевышний, достоин ли ты своей просьбы.

С годами могилы уходят в землю, тонут, как тонет память о людях одного поколения, но на их месте или рядом другое поколение оставит свой каменный след. Значит, Паликеш не умер, значит, жизнь в Паликеше продолжается.

Под свадебным шатром

Почти у альпийских лугов прилепилось к горе другое селение — Хамушам, вечером там намечалась свадьба, на которую нам надо было успеть.