Уже с утра в выходные дни он наполняется гуляющими людьми. С полудня начинаются всякие массовые развлечения на огороженных площадках: конкурсы скейтбордистов, брейк-дансистов, велосипедистов и караоке с массовиками-затейниками и ди-джеями с мегафонами. На каждой площадке своя, достаточно громкая музыка. Гоняют по проезжей части, перестраиваясь, бригады роллеров с длинными флажками и какие-то два балбеса на мотороллере с собственной музыкой — туда-сюда. Степенно катаются велорикши с пассажирами и без (были в 1920-х такие трехколесные «такси», звавшиеся циклонетками). Сектанты расставили стулья на проезжей части, негромко проповедуют свое и раздают прохожим печатную продукцию. На бульваре под каштанами не протолкнуться — все тусуются отчаянно. Короче, удовольствие на любителя и в основном молодого.
После праздника
Из интереса я вышел как-то на Крещатик к концу всех развлечений. Перед одиннадцатью вечера Крещатик стал на глазах пустеть. Разбирались последние площадки, смолкала музыка, перестали бить фонтаны, пошли гурьбой машины. На тротуары, не дожидаясь утра, вышли уборщики. Им на добровольных началах «помогали» многочисленные сборщики пустой посуды с огромными мешками — для них это самое время заработка.
Проводив приятеля, возвращался в гостиницу я уже за полночь. В закрывающемся лотке купил эскимо на палочке, на улице было все еще душно. На Майдане задержался у группки музыкантов, играющих живую музыку, и стал спускаться в «Трубу», чтобы выйти к гостинице. Вымерший переход вдруг наполнился людьми: милиционеры выводили из дверей закрытого метро шестерых молодцев, скованных попарно наручниками.
Прощай, зеленый город
Кажется, в песне как-то иначе пелось, да и про совсем другой город — но тоже южный. Пора было возвращаться.
В аэропорт нас отвез тот же Василий. Он уже не был так разговорчив и, пока бегал за квитанцией счета, подыскал очередных пассажиров. Жизнь — это такая штука, которая способна продолжаться без нас.
И странное дело, этот Крещатик, который я никогда не любил и торопился всегда с него уйти, завладел на целый месяц моим сознанием и воображением и что-то с ними такое сделал. Я знаю теперь эту улицу так, как можно знать только близкого человека или родственника (с которым можно поссориться, но невозможно порвать, потому что родственные отношения не мы устанавливаем — это не вопрос доброй воли).
Так вышло и у меня с Крещатиком.
Венцы природы
По мнению зоологов, настоящие рога растут только у полорогих копытных: баранов, коз, горалов, серн, туров, архаров, антилоп. Они представляют собой темные наросты из рогового вещества. По «конструкции» их можно сравнить с чехлами, надетыми на приросшие к черепу костные стержни. Снятые с кости, чехлы оказываются внутри полыми, за что их владельцы и получили свое название. Прирост таких рогов идет от их основания, где происходит постоянное деление клеток наружного слоя кожи и накопление белка кератина. Именно этот белок и придает «изделию» твердость, он же постепенно становится частью рогового чехла. Костный стержень тоже растет, но медленнее. Из-за смены сезонов на таких рогах появляются утолщения — своего рода годовые кольца, по которым можно определить возраст животного. Общее правило для полорогих: рога носят все — и самцы, и самки, а роговые чехлы и костные основания растут всю жизнь и никогда не меняются на другие.
Встречаются рогоносцы и среди непарнокопытных — это носороги, обладатели особого головного выроста. Их рога располагаются не по бокам, как у коров, и не на лбу, как у оленей, а прямо на переносице. С точки зрения анатомии это вовсе не рога, а пучки склеенных волосовидных сосочков из кератина, образованных эпидермисом. Пучки эти растут на протяжении всей жизни животного.
Рожки жирафа — еще одно уникальное творение. Этих маленьких костяных выростов, покрытых обычной кожей и шерстью, может быть от двух до пяти на одной голове, но бодаться ими невозможно.
Гордость семейства