Журнал «Вокруг Света» №2 за 1994 год

– Не удрать, – подтвердил болгарин. – Полы и стены выложены из каменных плит. Пролома, подкопа не сделать. Выйти отсюда можно, лишь заплатив выкуп. Но откуда деньги у бедного человека?

– Эх, захромал Воронок! – в который раз пожалел казак. – Кабы не сурочья нора, в которую угодил он копытом, сидел бы я сейчас в своем курене…

Утрами галерников выгоняли на стапеля, где они работали под доглядом суровых стражей.

Чего только не приходилось делать Андрею! В паре еще с кем-нибудь он распиливал продольной пилой бревна на брусья и доски. Работал молотобойцем. Куда бить, указывал звонким молоточком мастер-турок в кожаном фартуке. По его команде Андрей подхватывал клещами горячую поковку, совал в кадку с водой, и из кадки подымался столб едкого пара. Трудней и опасней всего было у треног с черными котлами, в которых пузырилась смола. Чуть оплошал – и ужасная смерть. Стражи сатанели, когда на верфь являлся с инспекцией капудан-паша, адмирал турецкого флота.

В зените своего могущества Оттоманская империя ежегодно закладывала на стапелях Арсенала до сорока галер. Турки строили галеры, а это оборачивалось великой бедой для Украины, далекой Московии. В 1646 году султан Ибрагим, решив построить флот из ста каторг-галер, отправил к крымскому хану гонца с приказом немедля идти за полоном. И в Стамбул вскоре стали прибывать карамурсали, битком набитые полоняниками. Охотясь за людьми в чужих землях, татары добывали гребцов для турецкого флота.

Зачерствелые сухари и горсть сушеных фруктов, вода – весь дневной рацион. Поэтому Андрей и Степан с нетерпением ждали вторника. По вторникам иногда водили побираться по Сали пасари, большому рынку между Галатой и Топ-Ханэ. Забывая о своей беде, дивился Андрей многолюдью на Сали пасари, горам сладких дынь и арбузов, обилию всевозможных фруктов, корзинам винограда. Кругом шум, галдеж. Зазывают клиентов приказчики. Вопят торговцы рахат-лукумом, халвой и кислым молоком. Их норовят перекричать водоносы с бурдюками. Густой кисеей висит пыль. В пестром людском водовороте будто плывут огромные тюки. В тюках – купеческие товары. Согнувшись в три погибели, их тащат с пристаней крючники.

– Позволь! Эй, позволь!

Движутся паланкины. Дорогу перед ними расчищают плетьми янычары. Бредут прокаженные. Дико вращают глазами полунагие, обросшие волосом факиры.

– Бахшиш!

С краю Сали пасари работают красильщики. Сушат на веревках только что вытащенные из котлов куски тканей ярких расцветок.

По соседству перестукиваются молоточками чеканщики. Лежат, пережевывают жвачку равнодушные ко всему на свете верблюды и волы. Суют головы под животы друг другу пыльные овцы с курдюками.

Стамбул не без добрых людей. Вот подошел местный славянин, сунул в руку Андрею лепешку: кушай, болезный! Да и сами турки не звери. Многие из них, кто побогаче, держат за свой счет имареты – бесплатные кухни Для бедноты.

Рядом с колонной галерников долго шел седой усач.

– Есть ли тут свежий человек с Дону, ребятки?

– Земляк? – отозвался Степан. – Я с Маныча.

– А я с Черкасска. Говорят, взяли казаки Азов.

– Не слыхал. Такие вести до нас не доходили…

Такой поход в город – галернику что глоток воды. А потом опять беспросветные тяжкие дни… Неожиданно рассыпалась пятерка Пьетро Зампатти.

Турки ценят, берегут слаженные команды гребцов. Такие команды получаются лишь после многих месяцев работы на весле. Но загребной заболел, да так, что от него, видимо, решили избавиться. Когда согнутого болезнью Пьетро уводили из тюрьмы, он будто шел на казнь. Просил:

– Удастся кому-нибудь выйти на волю да побывать в Венеции, то ради Пресвятой Девы Марии расскажите родным о моей судьбе. Зампатти живут на канале Сан-Тровазо, у скверо, где строят гондолы. Там есть церковь Сан-Тровазо…

– Будем живы, сделаем, Пьетро, – заверил его Андрей.

Вскоре перевели в другую часть Арсенала Тодора и Степана.

– Давай-ка обнимемся да поцелуемся, Андрей, – сказал казак. – Прощай, Иван! – так звал он рыцаря.

Грустно терять друзей, с которыми столько пережито.

Рядом с Андреем и Бастьеном посадили на цепь черногорцев – отца и сына.

Вечера в тюрьме тянутся бесконечно. Воздух сырой, зловонный. Галерники, сломленные усталостью, спят беспокойным сном. Кое-кто сидит, обхватив колени руками, бездумно смотрит на закоптелый потолок или на стену, по которым блуждают тени от факелов.

Андрей и Бастьен проводят время в беседах. Рыцарю все больше по душе молодой любознательный русский. Вопросам его, кажется, не будет конца.

– Кто может стать членом Ордена, Жан-Пьер?

– Человек благородного происхождения, причем со стороны отца и матери, на протяжении четырех поколений, – поясняет Бастьен. – Как, впрочем, и любой храбрец, отличившийся в борьбе с неверными.

– А откуда взялся ваш Орден?

Рыцарь устраивается половчей на драной подстилке.