Журнал "Вокруг Света" №2 за 1997 год

Да, это все весьма заманчиво. Мы проходим мимо последнего шлюза под мостом и выбираемся к свободным, не одетым в гранит, песчаным берегам Сены, спокойно несущей свои воды вдаль, как и многие столетия назад, когда еще не возникло на месте будущего Парижа поселение Лютеция.

Завсегдатаи Люксембургского сада

Назвав Латинский квартал «прогулочным местом», парижане не могли придумать более точного определения. Начать прогулку лучше всего с площади Сен-Мишель — места встречи и свиданий. Влюбленные здесь встречаются, как после долгой разлуки. Я сам видел, как юноша, разлетевшись к своей девушке, так бережно и недоверчиво ее обнимал, гладил, целовал, словно не мог до конца поверить, что перед ним именно его избранница. А счастливую пару прикрывал крылами от всяческих невзгод архангел Михаил, у статуи которого обычно и встречаются парижские влюбленные. На площади Сен-Мишель всем хватает места. Здесь самая настоящая молодежная тусовка; обсуждаются все проблемы — от политики до искусства; обмениваются книгами, компакт дисками, видеокассетами; встречаются компаниями и идут дальше по бульвару Сен-Мишель.

На бульваре — выбор развлечений на любой вкус. Хочешь, заходи в бистро или дешевый ресторанчик, хочешь — купи билет в кинотеатр, можешь обновить себе гардероб в магазинчиках модной (и, конечно, дорогой) молодежной одежды. Кстати, студенты, толпой спешащие сейчас перекусить (святой час обеда с 13 до 14), одеты весьма незатейливо: куртки или плащи, свитера, брючки, и никакой косметики на свеженьких лицах девушек. Тут же, рядом с бульваром, расположены для всеобщего обозрения термы Юлиана, а неподалеку — руины древнеримского театра, который после тщательной реставрации превратился во впечатляющую галлоромайскую арену, и днем она становится детской площадкой для игры в мяч...

По узкой улочке Шампольона, известного египтолога, разгадавшего тайну иероглифов на Розеттском камне, выхожу на уютную площадь перед Сорбонной. Тут стоит почтительно остановиться перед барочным фасадом с колоннами, увенчанным изящным куполом, — это одно из самых старых зданий университета, церковь Сорбонны. Внутри церкви — гробница из белого мрамора, где покоится основавший Сорбонну кардинал Ришелье — тот самый великий интриган.

Когда-то здесь по извилистым улочкам спешили на занятия в колледжи ученики в сутанах, надменные студенты-юристы и медики, преподаватели с белоснежными брыжами вокруг шеи. Сейчас в середине площади веселая сутолока молодежи... Кто-то отдыхает, непринужденно развалясь на каменном бордюре, опоясывающем площадь, на тумбах и даже на люке, забранном решеткой и запаянном металлическим листом от бомб террористов. Другие громко переговариваются, смеются, читают, пишут, одновременно поедая бутерброды и запивая их пепси и оранжадом. Третьи разместились за столиками кафе, четвертые листают толстые фолианты в магазине «Философская книга».

И тут мне необычайно повезло: у входа в администрацию университета, где висела доска с надписью «Париж — Сорбонна», какой-то благотворительный фонд раздавал из картонных коробок пакетики чипсов. Я вначале отнес к дверям две пустые коробки, то есть стал вроде бы здесь своим человеком, а затем, взяв несколько пакетиков, стал вручать их выходящим студентам и так проскользнул мимо строгого консьержа в «святая святых», внутрь здания. Университетские коридоры и аудитории, привычные мне в моей родной «alma mater» — Петербургском университете, ничем особенным не выделялись. Кроме, может быть, звучных названий, например, «Галерея Ришелье».

Так же висели расписания занятий, а на доске объявлений — названия дополнительных лекций и темы диссертаций, защищаемых в ближайшие дни. Но все же у меня сердце сжималось от волнения — ведь я находился под сводами Сорбонны, где читали лекции выдающиеся умы разных эпох, а с кафедр звучали выступления на многих языках, в том числе и на русском.

Тени «великих» осеняли Латинский квартал, тем более что со многих улиц можно было увидеть массивный купол Пантеона.

В прошлом это была церковь св. Женевьевы, которую дал обет построить тяжело заболевший Людовик XV, но затем революция превратила ее в Храм Славы, предназначенный для погребения знаменитых сынов нации. В этой усыпальнице стоят гробницы Руссо, Вольтера, Гюго, Золя...

От Пантеона веет мертвенным холодом, может быть, поэтому здесь мало посетителей. Зато Люксембургский сад, тут же в Латинском квартале, всегда полон. Его любили и те, кто лежит сейчас в Пантеоне.

Вот что пишет Н.Карамзин в «Письмах русского путешественника»: «Сад Люксембургский был некогда любимым гульбищем французских авторов, которые в густых и темных его аллеях обдумывали планы своих творений... Туда приходил иногда печальный Руссо говорить со своим красноречивым сердцем, там и Вольтер в молодости нередко искал гармонических рифм для острых своих мыслей...»

Самому Карамзину весьма привлекательным показался Люксембургский дворец, стоящий справа от входа в сад. Он был похож на флорентийские дворцы, по которым тосковала, став супругой Генриха IV, Мария