Журнал "Вокруг Света" №4 за 1998 год

— Нового есть. Таллинн должны принимать в список Всемирного наследия ЮНЕСКО... — И видя, что мы с Яаном навострились уже на улицу, сказал: — Но об этом мы поговорим при более обстоятельной встрече.

Пожалуй, после столь резких перемен в Эстонии самым неуместным для нас с Яаном было бы пуститься в разговор о былых годах. Стоило только дать волю всем этим «А помнишь...», и между нами могла возникнуть дистанция. И в то же время, мы оба хорошо понимали, что всякий восторженный разговор о всем новом превратил бы нашу встречу в утомительное «ничто»...

Мы брели под моросящим дождем, и мои глаза выхватывали то, на чем в Москве они не задержались бы. Иномарки в узеньких петляющих улочках кажутся громоздкими, неповоротливыми, а пластмассовые окна, двери и витрины на теле вековых стен — чужеродными... Заходим в магазин — один, другой, третий: чистые, свободные стены евродизайна, яркое освещение подчеркивают самое важное в магазине — товар. Ничто не должно мешать рассмотреть его, отвлекать покупателя от предмета продажи...

Старые интерьеры, как подсказывает мне Яан, остались нетронутыми. Их закрыли гипсовыми покрытиями. По всему видно, здесь оседают богатые люди, думаю я. У них возникают проблемы с интерьерами — об этом мне уже говорит Яан. Понимаю. Старая архитектура не очень роскошная, точнее, она просто скромная, но у эстонцев силен престиж Старого города, им и в голову не придет снести старое и возвести на его месте новое — к этому выводу прихожу я сам. Двери и окна можно поправить или вернуть, также как и реставраторы со временем могут освободить стены от гипса...

Яан то и дело тихо возмущается: здесь наружные двери не надо было менять; там старые кирпичи не выбрасывать, использовать; а вот хозяин этого дома, наверное, думает, что оформил свой подъезд в старом стиле...

Вспоминаю, раньше ни одна переделка, ни одно вмешательство в городские строения не обходилось без согласования с Инспекцией по охране памятников. Но знаю: теперь охранную зону расширили, а права Яана и Кангропоола ограничили. Что-то в этом роде говорю вслух и, уловив в реакции Яана горечь, меняю тему:

— Слушай, а что за история со вдовой Георга Отса?..

Наш разговор неожиданно соскальзывает на одно из первых решений Эстонского парламента о возврате законодательства страны к 1938 году, в частности, к священному праву собственности.

Я, знавший об этом совсем не понаслышке, не подозревал, что от него, этого права собственности, пострадало прежде всего коренное население Эстонии, ибо наши русские большей частью оказались в зоне недосягаемости этого закона — они живут в новых районах, в Ыйсмяэ, Мустамяэ, Ласнамяэ, в домах, построенных в советское время.

Как только об этом законодательстве стало известно миру, наследники людей, которым когда-то что-то принадлежало, начали объявляться. Сначала робко. Потом и смелее. Немало наследников обнаружилось и в самой Эстонии. Был даже случай, когда женщина, всю жизнь водившая трамваи по Таллинну, вдруг стала владелицей сразу двух домов — на улиде Пикк и еще где-то...

Говорил ли Яан обо всем этом со знаком минус или плюс, я не разобрался. Скорее, говорил как о данности. Но каково же было мое удивление, когда он так же бесстрастно сообщил, что и у его дома, где он прожил всю свою сознательную жизнь, тоже объявился владелец и этот владелец — его коллега, архитектор, внучка прежней хозяйки, которая все еще здравствует и живет в Америке.

—  Мы оба в безвыходном положении, — сказал Яан. — И дело не в том, что мы с ней не можем договориться. Закон разделил нас. С тех пор, как она стала владелицей, мы не можем оставаться друзьями. Есть много нюансов...

А историю со вдовой Георга Отса знал весь Таллинн. В свое время в ее защиту выступили все газеты — и русские и эстонские, В те дни объявился заморский эстонец, владелец дома, где жил Отс, и сразу захотел убрать мемориальную доску певца. Потом стал придираться и к вдове: повышать плату за аренду квартиры, еще что-то. И вот тогда-то заволновались все, кто любил Отса, Мне рассказывали, Парламент принял какое-то решение, нажал на владельца дома. Но этот вопрос вроде бы не решен до конца. Дом Отса рядом с консерваторией на бульваре Каарли я хорошо знал.

— Яан, — сказал я, — когда Отс распевал свои арпеджио, прохожие останавливались и задирали головы к его окнам.

Надо было выйти за вирусские ворота, чтобы наконец исчезло ощущение малолюдности города. Здесь интенсивно работали светофоры на перекрестках, толпились люди. Автомобилей такое множество, что обстановка напоминает пробку на московских улицах; вокруг гостиницы «Виру»  все пространство площади занято стоянками — яблоку негде упасть; гудят пивные, кофейные, едальные залы торгового центра, и непривычные лица, которым еще предстоит стать привычными, пожирают бургеры, как лакомый кусок свободы.

У банкоматов стоят юнцы с кредитными карточками, они с важностью обладателей крупных вкладов извлекают свои кроны... Шумные компании финнов невольно напоминают, что в Эстонии на улице тихо говорили только эстонцы, а теперь тихо говорят и русские...