Журнал "Вокруг Света" №5 за 1995 год

И тут вроде бы все напряжение как рукой сняло. Боевая тревога, все по своим номерам, по расчетам. Я — у «эрликона». Ну, уж привыкли, что этого не избежать, так чего паниковать-то? Паниковать — это уж, считай, человек погибший. А пока ты живой — ты лучше своим делом занимайся. Сторожевик развернулся и носом пошел на нас. Капитан Касьянчук предпринял ответный маневр — развернулись так, чтобы стрелять из кормового орудия. В бинокль хорошо, да и без бинокля видно у них все артиллерийские расчеты на «товсь». Так вот и идем с нацеленными орудиями. Черт его знает, почему они сразу стрелять не стали. Капитан говорил потом, что у них усиленный радиообмен был. Наш радист слушал их станции, но шифровок не разобрал. Инструкции, что ли, они запрашивали? А тут полоса тумана сильного. Мы в эту полосу. Прошли, сделали несколько маневров, машину застопорили и затаились. Радара, видно, у них не было. Полчаса постояли, потом врубили машину и пошли самым малым. Часов через шесть выходим из тумана горизонт чистый...

Так что и у «капель» свои преимущества были — каравану-то трудно спрятаться. А в Карском море уж и дом почувствовали, Диксон недалеко. Пришли двадцать четвертого, груз сдали. А за нами и другие «капли» стали подходить...

Откуда-то возник Джолли, уселся у ног хозяина, тряхнул ушами, словно собрался тоже послушать.

Капитан не забыл рассказать про Джолли-первого. Подобрал он его в Рейкьявике перед уходом в рейс. Вышел рано утром на берег, кругом ни души, дождь сыплет, а он, щеночек беспризорный, у трапа сидит, весь трясется и поскуливает. Ну и взял его на пароход, накормил, принес в каюту, и он свернулся в клубок, уснул. Жалко стало на улицу его снова выбрасывать. Вышли в море, и Лепке забеспокоился: представил, как он в воде барахтается, тонет. «Ему-то, подумал он, за что? Лучше бы в порту бегал». Пришли в порт, и Лепке сразу же отдал его кому-то на берегу. Нечего ему в море делать...

После войны, уже на других судах, многие брали с собой в море собак. Евгений Николаевич — никогда. И только теперь, когда он больше не ходит в море, завел этого сеттера. И тоже Джолли.

— Так вы говорите, что все эти годы искали меня, чтобы услышать о моих приключениях? — смеялся капитан Лепке. — Хорошо. Расскажу все как было. Только невеселый получится рассказ.

— Это уже на «Игарке» было. Команда часто менялась. Пока судно разгружается, часть экипажа перебрасывают на другое судно, и снова в море.

На «Фридрихе Энгельсе» я сделал еще рейс, в Америку, а потом попал на «Игарку». Тоже старый пароход. Мне не везло на суда, почему-то все старые попадались. Не получал я хороших рейсов никогда... Ну, и опять, в туман, в шторм, к кромке льда. «Игарка» уже в конвое шла, снова конвои возобновились. Идешь, а скоростенки-то нет, отстаешь. Ход-то какой был? Ели ползли и часто отставали от каравана. Хорошо, если другой следом шел. Тогда пристраивались к нему. И шли. Сначала подходили к Новой Земле, потом держали курс на остров Надежды и по кромке льда к острову Медвежьему, обычно севернее Медвежку обходили. Зимой, конечно, южнее... Налетят эти «юнкерсы», торпедоносцы немецкие, и летят между рядами, торпеды сбрасывают. И так нахально летали, так низко, что и стрелять-то нельзя в свой корабль попадешь. А вообще-то, когда подводили нас к Медвежке, англичане часто бросали суда. Идите сами в свои порты и все. И весь разговор. Все охранение кончалось. Это только один «PQ-17» описан, а они и раньше нас бросали...

И вот дошли мы до Медвежки... Знаете, и тогда это трудно было объяснить, а теперь и подавно. Но вот было какое-то предчувствие. Еще с вечера. И чай почему-то пили молча. И спать пошли и не спалось. Вот что-то должно случится, и не лежится выйдешь из кубрика на палубу, покуришь, посмотришь на небо черное и на море — что-то не то. Не объяснить... День прошел тихо, а к вечеру нас торпедировали. Подлодка. Я даже сообразить-то ничего не успел и взрыва словно не слыхал, удара не почувствовал, а уж был в воде. К ледяной воде привычка была, не зря, видно, зимним плаванием в Ленинграде занимался. Только дыхание враз перехватило, и все соображение отшибло кто ты? откуда? что было? ничего понять не могу. Держусь, болтаюсь, обломки какие-то вокруг, и тут плот из-за волны. А плоты какие были? Четыре бочки металлические да каркас из досок. Ну, и там ремни, чтобы схватиться можно было. Подплыл я к этому плоту. Не надо, наверное, говорить об этом. Рехнулся, что ли, он черт? ...Я вот вам говорил — есть подлецы но мне не верится, что нормальные люди на такое пойдут...

Подплыл я к плоту, а там один товарищ наш, значит, подобием весла, доской здоровенной отгонял всех остальных, кто к ремням тянулся. Бил доской по головам что есть мочи. Ну, чтоб ему спастись, а остальные... Молча бил, сам на коленях, и плашмя этой доской, со всей силой, по лицам, по рукам, скотина... Отплыл я не хватало еще, чтобы свой добил.

Стемнело. Вода такая холодная, что и холода уже не чувствуешь...

— А это был первый случай, когда потопили ваш корабль?