Журнал "Вокруг Света" №9 за 1997 год

Ранним утром я смотрел сквозь мутную пелену — то ли тумана, то ли измороси — на не достающие до неба, обломанные горные вершины Таити, скользил взглядом по чернеющим меж причудливого скопления кряжей ущельям и теснинам и не узнавал то, о чем мне давно и хорошо грезилось. Или о чем, во всяком случае, я имел более или менее сложившееся с годами представление.

Нет, мне казалось, это был не тот Таити... И уж совсем не тот, каким живописал его, к примеру, Луи Антуан Бугенвиль, первым из французов увидевший Таити два с лишним столетия назад. Это он — невозмутимый, видавший виды Бугенвиль, причалив в один прекрасный день к берегам Таити на фрегате с чудным названием «Будез» («Ворчунья»), быть может, впервые в жизни не сдержался и воскликнул: «Господи, ведь это же Новая Китира!..» (Китира — самый южный остров в Ионическом архипела.) И потом не преминул запечатлеть столь отрадный факт — но уже не без сдержанного восторга — в своем замечательном «Путешествии». На что великий Дени Дидро, поглотивший сей объемный труд в одночасье, ответил с присущей его слогу невычурной пышностью: «Вот оно — единственное из морских странствий, описание коего пробудило во мне неугасимый интерес к этой чужедальней земле».

Должно быть, так, думал я, и родилась легенда о Последнем рае, который для многих потом оказался потерянным...

— Уж вы-то, считай, точно его потеряли, парень, — огорчил меня лоцман, тучный седоволосый таитянин лет шестидесяти, проводивший Барк к месту швартовки.

Я столкнулся с лоцманом у входа в рубку нос к носу, не имея никакой возможности разойтись с ним в тесном пространстве между настежь распахнутой дверью и трапом. Тут-то и случился наш разговор.

— Но кто вам такое сказал, месье?..

— Вуарен, месье... — медленно кивнув и тягуче, не во французской манере, выговаривая слоги, но тем не менее по-французски отрекомендовался лоцман.

— С чего вы это взяли, месье Вуарен? — удивился я мгновенно.

— А ты пойди погляди на себя в зеркало, — лукаво подмигнул месье Вуарен. — Нет радости в твоих глазах, парень. В них — потеря... Потом, ваш «паша» (Так французские моряки обычно называют своих клиентов.) — он указал взглядом наверх, на мостик — уже сказал мне — вы тут не задержитесь.

Что и говорить: многое оказалось не так, как предполагалось в самом начале плавания. Шли долго. От порта до порта, от острова к острову — ко всему, что еще вчера казалось недосягаемым. Но, достигнув этого, задерживались ненадолго, как случилось с Таити, или вообще проходили мимо...

Потом, как видно, прочитав в моих глазах — на сей раз — недоумение, он вздохнул и сочувственно продолжал:

— Да, парень, отмахать пятнадцать тысяч миль — и ради чего? Ради каких-то жалких двух дней?.. Нет, что ни говори, в Полинезию так, наспех, не приходят. Наша земля не любит суеты. И боги творили ее не всуе. Оттого она такая красивая и покойная. — И лоцман многозначительно обвел рукой вокруг.

Потом, проведя шоколадного цвета пальцами по белой, кое-где тронутой рыжиной ржавчины стене рубки, он вдруг сказал:

— Уж ты поверь, парень, старина Вуарен много кораблей повидал на своем веку. А людей разных, пришлых... ну, таких, как вы, и вовсе не счесть. Они больше теряли — потому как спешили. Хотели, видишь ли, все — и сразу. Но так не бывает... Вот и получалось — приходили зачем-то и, даже не успев понять — зачем, уходили.

— А может, они не находили то, что искали? — сказал я, окинув взглядом Папеэте — белый городишко, сползающий неровными террасами с зеленых холмов к морю, изрезанный густой сетью улиц и улочек и такой похожий на все другие портовые городки, в которых мы уже побывали.

— Все зависит от того, что именно ты хочешь найти здесь, — усмехнулся старина Вуарен и повторил: — А так, чтоб все сразу, — не бывает...

Я подумал о Литеге, но почему-то ему об этом ничего не сказал.

На этом, собственно, наш внезапный разговор закончился. Месье Вуарена больше ничто не удерживало на Барке. Оставив мне на прощание протяжное «скоро увидимся», лоцман снова лукаво взглянул на меня, как бы говоря: все это пустое — не бери в голову, и чинно «поплыл» к наружному трапу. И через некоторое время исчез из вида, растворившись в пышной, раскидистой зелени приморского бульвара.

Я остался на борту, чтобы переждать дождь. Он хлынул сплошным, слепящим потоком и располагал к воспоминаниям о тех, кто был здесь до меня. Кому из них повезло, кому не повезло найти то, что сейчас и меня окружает...