Дел для «пользы человечества» в России всегда было хоть отбавляй. Но тем, кто их затевал, трудно позавидовать: сколько сил и нервов стоило Марии ее первое бежицкое детище – ремесленное училище. Двухэтажное здание, оснащенное водопроводом, электрическим освещением, умывальными комнатами, просторными классами и мастерскими, – и все это для оборванцев? Местное чиновничество объединилось против странной барыни. Каждая затея осмеивалась, изыскивались любые причины, чтобы ставить палки в колеса. И все-таки тяжко, медленно, но дело двигалось. Княгиня устроила дешевые столовые, магазины с невысокими ценами, клуб, куда приглашала артистов. Убедила заводское начальство отдать рабочим свободную землю вокруг заводских корпусов с выдачей пособия для строительства личных домиков. Она начала борьбу с эксплуатацией детского труда и добилась, чтобы на завод не брали малолетних.
Когда усталая, вдрызг расстроенная или, наоборот, сияющая жена после очередной схватки с чиновниками или посещения первых уроков в школе появлялась в доме, Тенишев, глядя на нее, невольно себя спрашивал: «Для чего, зачем все это нужно женщине, которая рождена править бал в столичных дворцах?» И не находил ответа. Это так же трудно объяснить, как то, отчего одного человека природа наделяет чарующим голосом, а другой не может спеть простой песенки, почему один боится сунуться в мелководье, а другому для полного счастья нужен океан со штормами и бурями.
Говоря о своей бежицкой эпопее, Мария ничего из сделанного не ставила себе в заслугу. По ее словам, она просто стремилась возвратить долг «немым, безымянным труженикам взамен пролитого пота, утраченных сил, преждевременной старости…»
Когда пишут о Тенишевой – коллекционере, меценатке, вдохновительнице многих культурных начинаний, – почему-то забывают о Бежице. А ведь это был первый выигранный ею бой. Теперь она знала ответ на так долго мучивший ее вопрос: для чего родилась и что должна сделать на этой земле. Когда Тенишев завершил свои дела в Бежице и супругам предстояло вернуться в Петербург, Мария долго собиралась с духом – она покидала край, к которому прикипела всем сердцем.
В Петербурге княгиня стала весьма заметной личностью именно среди художественной элиты. В Зимний она не рвалась: во-первых, сам Тенишев, несмотря на княжеский титул, не принадлежал к придворному кругу, во-вторых, и это, возможно, главное, Мария Клавдиевна, человек огромной энергии, с избытком сил и дарований, сама туда не стремилась. Ее окружали люди дела – творческого ли, иного ли – но дела. Александр Николаевич Бенуа вспоминал, что в отдельных, принадлежавших только хозяйке апартаментах можно было встретить самых разных гостей: художников, музыкантов, литераторов, политических деятелей, коммерсантов. Вход сюда был запрещен только самому Тенишеву.
Эти сходки сблизили княгиню с людьми, с которыми ей впоследствии пришлось пройти всю ее непростую российскую жизнь.
В своем доме на Галерной Тенишева организовала школу для подготовки молодых людей к поступлению в Академию художеств. Она пригласила Репина консультировать одаренную безденежную молодежь. Надо ли говорить, какое началось паломничество. Желающих попасть в «тенишевскую школу» оказалось в десять раз больше, чем было мест.
Зная, что люди приходят на занятия иной раз полуголодными, княгиня устроила рядом буфет с большим пузатым самоваром и булками. От воспоминаний Тенишевой об этом времени веет тем счастьем, которого она и искала: «Иногда у нас в студии по вечерам собирались художники, пели, играли и даже танцевали, устраивались чтения, и всегда было так молодо, весело, непринужденно. Однажды я устроила для моих больших детей нарядную елку, а потом мы до утра танцевали. Кажется, это единственное место в Петербурге, где я так от души веселилась».
«Тенишевская школа» сделала свое дело. Там начинали люди, которыми гордится русское искусство: И.Я. Билибин, З.Е. Серебрякова, С.В. Чехонин, А.П. Остроумова-Лебедева. Азартную натуру Тенишевой захватила еще одна страсть – собирательство. В поездках с мужем по Европе княгиня, не ограниченная в средствах, покупала западноевропейскую живопись, фарфор, мраморную скульптуру, украшения, вещи, представляющие собой историческую ценность, изделия мастеров Китая, Японии, Ирана.
Художественный вкус был дан ей от природы. Многое узнала и поняла она из общения с людьми искусства. Чтение, лекции, выставки довершали дело – Мария обрела острое чутье знатока и умела оценить попавшее в руки по достоинству.
И вот когда они с мужем поехали по старым русским городам: Ростову, Рыбинску, Костроме, по поволжским деревням и монастырям, перед княгиней предстала рукотворная красота безвестных мастеров – оригинальная, невообразимая по многообразию форм и цвета и совершенная по исполнению.