— Ну, где нашел? — поинтересовался Манруни.
— А это... Возле речки, вон там... — Внук ткнул рукой в темноту.
— Кхе, кхе, — кудахтающим смехом отозвался Дед. — Вот походишь с нами годика два, так все речки назубок знать будешь...
Внук лежал в палатке и слышал разговор у костра. Говорили о том, что завтра пойдут грибные места и где, в какой пади надо особенно зорко следить, чтоб олени не напали на мухомор.
— Его поставь в голове табуна!..
Внук догадался, что это о нем говорил Манруни.
— Да, да, — тоненьким голоском согласился Дед.
«Не доверяют...» Внук улыбнулся и потянулся блаженно. Ничего, он им еще покажет, какой он оленевод!
У костра заговорили об Одноухом.
— Опять пришел... — донесся до него голос Деда. — Думал, теперь не удержать... И откуда он такой взялся? Наверно, до той поры будет с нами, пока не встретит согжоев
Внук оторопел. Так, значит, это не он нашел Кояну, а Кояна нашел его!.. А ему-то казалось, что он выдержал самое главное испытание в жизни. И как горделиво подъехал он на Кояне к самому костру...
Утром Внук не мог отыскать своих сапог.
— Апаппиль... Где-то мои обутки здесь были... — тихонько сказал Деду.
— Вон твои обутки. — Дед кивнул на торбаса.
— А мои сапоги?..
— В костре твои сапоги. Здесь не нымным в сапогах форсить.
Однажды утром в начале сентября Внук вылез из палатки и не узнал тундры. Еще вчера такая красочная, зеленая, багряная, сейчас она была белой и бескрайней, точно выросла. И вокруг была такая светлынь, что непривычно глазам.
Олени разгребали копытами снег, быки-хоры сшибались грудью, трещали рога. Кояна, высоко подняв голову, жадно вдыхал зимний воздух и точно прислушивался к чему-то далекому.
Лица пастухов посветлели, словно и на них лег отсвет зимы. Манруни, увидев Внука, скатал тугой снежок и влепил ему в лоб. Снежок брызнул, а Внук от неожиданности шлепнулся на зад.
— Ну погоди!.. — Он захватил пригоршню снега и швырнул в Манруни.
Но тот на лету поймал и мгновенно отправил обратно. На груди Внука вспыхнула белая звезда.
Весело плясал костер. Клокотала вода в котле. Дед опустил туда мелко нарезанное мясо, и в холодном чистом воздухе поплыл сытный дух.
Вот и пришла зима. В этом году она пришла чуть раньше обычного. И пастухов радовало, что праздник зимы они встретят в родном нымныме. До него всего суток трое.
Обычно зима застигала бригаду, когда родное село оставалось позади и приходилось праздновать у чужих огней. И там так привыкли, что праздник встречают у них, — даже выстроили Дом приезжих. И он не пустовал. На праздник съезжались пастухи из всех бригад, поднимавшихся на север от океана...
Снег был мокрым, рыхлым. Идти было трудно. Но через день подморозило. Подул ветерок, снег сбило в легкий наст. Пошли места, знакомые Внуку с детства. Вот Столовая сопка, гора со срезанной вершиной. Вот, еще не схваченная льдом, зачернела меж высоких белых берегов родная Олховаям. Уж здесь-то не надо бросаться вплавь, каждый брод известен...
Показались огоньки. Ветер донес запах родных дымов.
Кияв отпустил пастухов, оставив при себе Внука. С утра они будут объезжать оленей, готовиться к гонкам.
Ох как хотелось Внуку показаться на родных улицах! Но он теперь научился ждать. Он приедет в нымным после оленьих бегов, когда рога Кояны украсит алая лента победы.
С каждым днем прибывало народу. По вечерам вокруг села пылало много костров. Это с востока, от дальних океанских гор, подходили оленьи табуны.
Внук целыми днями объезжал Кояну. Искал и не мог найти напарника в упряжку, из двух тысяч оленей не мог найти равного в беге Кояне: он, разгорячась, мчал так, что тащил на себе бедного напарника. Наконец вроде подобрал.
Внук, гикая, летал на упряжке по окрестным снегам. Ветер высекал слезы, за спиной поднималась снежная метель, а в радужном далеке виделся финиш, и себя Внук видел пришедшим первым. Он даже слышал, как родной нымным и все гости рукоплескали ему...
Ночь перед гонками Внук спал плохо. А утром, едва показалось морозное дымное солнце, привел к юрте Деда свою упряжку.
На околице села зачернел народ. Внук увидел, что уже несколько нарт по пустынному долу поехало туда. Он торопил Деда, а тот точно не собирался на гонки, подшивал прохудившиеся торбаса. Внук нетерпеливо расхаживал возле юрты, старался унять дрожь, поправлял новенький малахай, который был немного великоват, и меховая опушка мешала глядеть. Наконец Дед вышел. Ему подвели оленей. Дед протянул Внуку темные очки. Сам он тоже был в очках. Внук отказался. Снег ему не помешает. И свет тоже. Разве можно видеть сегодняшнее в черноте?
А между тем народ все прибывал. Околица цвела расшитыми кухлянками и малахаями. Где-то уже заухал бубен. Ветер надувал широкую ленту кумача с выведенными громадными буквами: «ФИНИШ». На столике возле финиша лежала двустволка. Это первый приз. Второй — часы. К двустволке еще дадут белого олененка — редкую масть.