Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год

— Прямо на маршруте,— решает Гладков.— И пошлем туда Бочарова, как только наладит подкормку в своей бригаде. Пусть поможет Мишину. А вездеходчиком — Павлюкова: опытнее на Чукотке нет.

— Согласен,— кивает Татаренко.— Отдыхать будем?

— Часа три надо,— говорит Гладков.— До утренней связи ждать нельзя, к девяти надо быть в горно-обогатительном комбинате: поторопить тракторы...

В шесть утра руководители совхоза уезжают, оставив задание на утренний сеанс радиосвязи: поправки к маршрутам для двух бригад, ведущих стада на новые пастбища; телеграмму главному ветврачу совхоза А. П. Бочарову; заявку первой бригады на продукты; телеграмму в отдел по контролю за средой с просьбой обследовать с воздуха один из перспективных районов...

— А к нам росомаха прибежала! — весело сообщила девушка-геолог.— Залезла под балок и ледышки обгрызает со шкуры. Красивая какая!

— На лодке-то катаешься? — спросил хриплый мужской голос.

— Ой, какое тут катание,— слышится печальный вздох.— Зверушек вот собираем да оттаиваем...

— А из росомахи шапка-а-а — цены нет,— сказал мужской бас.

— Ты кто? — спросила девушка.

— А зачем тебе? — насмешливо интересуется бас.

— Людям сказать, чтоб стереглись. Чего молчишь? Все равно найду.

— Пятки насквозь протопчешь.

— Ну не я, так другие. Да сам вылезешь, как сейчас, не стерпишь: дурость и зло деятельны...

Закончив передавать срочные радиограммы, я выключаю связь и снимаю наушники. И тут же слышу певучий веселый голос жены из соседней комнаты.

— Ой-ей! Что творится, что творится!

Иду туда. Большая комната — наша гостиная. Куропатки со стола — места прогулок и кормежки,— треща крыльями и квохча, взлетают на верхнюю книжную полку. Там рассаживаются рядком и, свесив головы, наблюдают за нами. В воздухе плавает пух, запах как в деревенском курятнике. Пол, конечно, застелен полиэтиленом, книги убраны в спальню.

Внизу, под полками, почуяв запах еды, заяц Черные Уши бодро выстукивает лапой приветствие. За его спиной жмется к стенке молоденькая зайчиха Розовые Глазки. Она тут второй день. Вчера рано утром вдруг затарахтели под окнами моторы «Буранов». Я распахнул дверь и в синих сумерках увидел три темные фигуры. В доме при свете керосиновой лампы узнаю трех застарелых браконьеров. Все знают, что ребята эти безжалостно пиратствуют в тундре, а доказать никто не может. «Отгулы у нас,— сказал один,— собрались отдохнуть у лунки. Да какой тут отдых...» Он махнул рукой и открыл принесенный с собой ящик. Там сидели обледеневшие куропатки и зайчиха. Зайчиха, сразу задергав носом, поставила передние лапки на край ящика.

— Ой, какие розовые глазки! — Жена поманила ее:— Иди-ка сюда.

Зайчиха осторожно понюхала ладонь и стукнула об нее лапкой.

— Ишь ты! — изумился браконьер и повертел раскрытой пятерней у виска.— А ведь шурупит...

Все трое долго и задумчиво рассматривали население гостиной, качали головами. Казалось, и у них тоже что-то «зашурупило»...

А сейчас из-под письменного стола вспыхивают желто-красными елочными лампочками глаза песца Рекокальгына. Его принесли пастухи, гнавшие стадо на пастбище, найденное агрометеорологами и проверенное директором совхоза и главным зоотехником. Оно лежит в отрогах горы Карпунг. С узкой площадки раскладной лестницы недвижно смотрит сова. В противоположном углу, за кирпичной печью, мерцают спичечные искорки мышиных глаз: самые смелые освоились, нашли где-то щель, пробрались в дом и облюбовали теплое местечко.

Вот удивительно: собрались охотники и дичь, а никто никого не обижает.

Жена вдруг спохватывается:

— Ну-ка, дети природы, быстро кушать!

Куры, зайцы и мыши получают запаренный комбикорм, а песец и сова — по кусочку мяса. Рекокальгын обнюхивает еду, слизывает потекшие слюни и косо смотрит на нас. Пока осторожничает. Уйдем из комнаты — съест. Сова тоже ждет, а чтобы мясо «не убежало», цепко накладывает на него когтистую лапу...

Гололед, даже такой небывалый, не в состоянии поразить сплошь всю территорию, особенно горную: в каждой долине свой микроклимат. Есть и такие, где царят нисходящие потоки воздуха, которые не позволяют тучам надолго зависать здесь и спасают местность от лишней влаги. В сырой мути дождливых дней над такими долинами часто светят голубые небесные отдушины...

Пока мы собирали чай, один из пастухов занес с улицы завязанную в рукавах и по подолу ситцевую камлейку, с хрустким стуком опустил ее на пол. Там оказался свернутый в кольцо песец.

— Рекокальгын,— сказал пастух.— Еще чуть-чуть — совсем подохнет.— И он колупнул лед, прилипший к меху зверька.

Я положил песца в угол, под стол, и к концу чаепития он зашевелился, начал обгрызать подтаявшие ледышки. Ожил, но из-под стола ни шагу. Только через два дня освоился, сам вытолкнул отпавший кончик собственного хвоста. Ничего, при таком бедствии потеря мизерная!

Поев и выпив два чайника чая, пастухи собрались идти дальше. Я вышел проводить их, заодно взглянуть и на стадо.