Мы идем с ней по вновь замерзшему руслу ручья, и его берега лучатся стеклянной коркой, из которой торчит крыло куропатки. Чуть дальше — лапка другой. Я распарываю пешней ледяной панцирь, ворошу сыпучий снег под ним. В одном месте снежный пласт чуть вздрагивает, на свет освобожденно выбрасывается крыло и конвульсивно бьется, разбрызгивая льдистую крупу. Потом, обессилев, замирает.
— Живая, живая! — кричит жена и, скинув рукавицы, пальцами разгребает снег. Через минуту мокрая и очумевшая от ледового плена птица в ее руках. Она даже не делает попыток вырваться, только дышит, широко раскрыв клюв. Кое-как отряхнув снег, жена сует птицу под ватник.
— Давай ее в рюкзак,— предлагаю я.
Чуть дальше по руслу находим еще двух живых куропаток. Тоже в рюкзак. Пока копаемся, наша собака делает стойку у соседнего куста, подпрыгивает и с размаху стучит в лед передними лапами. И когда только успела освоить этот лисий и песцовый прием охоты на лемминга, притаившегося под настом!
— Давай глянем, что там нашел Пуфик.
Лед вокруг собаки чист и прозрачен, а под ним, как под стеклом, распластанные тела птиц...
А вот и Царь-куст. Горит, мерцает в ледяном панцире. Я шагаю к нему ближе, вглядываюсь и замечаю обледенелый бугорок под ветвями, а в нем две живые кричащие бисерины глаз. Да это же заяц Черные Уши! Примерз к насту, дождик полил, мороз заковал пушистую шубку. И уши подо льдом прижаты к шее.
— Бедный, бедный Черноушик, потерпи,— приговаривает жена, пока я ножом обрезаю по кругу плотную хрусткую корку.— А как его нести?
— Тоже в рюкзаке. Сейчас не до удобств. Мы запихиваем зайца к куропаткам.
— Господи, прямо Ноев рюкзак,— качает головой жена.— Терпите, милые, до дома — худшее позади... Заяц сильнее куропаток, а тоже примерз.
— Ты вспомни, как у нас однажды собаки примерзли. А тогда дождя не было, только мокрый снег... Ну что, домой? Потом еще придем. Дотемна успеем.
Мы поднимаемся из русла ручья в тундру. Каменистые участки, покрытые пятнами ягеля, берега озер, поросшие злаками и осокой, обдуло перед дождем, и лед затянул их прямо от грунта, не оставив снежной подкладки.
Я наклоняюсь к бурому заледенелому комочку. Мыши-полевки. Что заставило их покинуть норки? Ведь кладовые наверняка полны: лето было щедрым. Скорее всего дождь на бесснежных участках начал заливать жилье, выгнал зверушек наверх, тут они окончательно промокли и сбились в комок, пытаясь согреться. Я строю такое объяснение на ходу. А может, есть и другая причина?..
В день, когда ушли звери, полевки побежали из ближайшей тундры к нашему дому. Обширные сени перевалбазы служили продовольственным складом, и несколько десятков мышей расположились под полками. Следом пришел горностай, но полевок не тронул. Он свил гнездо на верхней полке, надрав ваты из старого вездеходовского капота, где и получал от нас «паек» — кусочки мяса. Но ел вяло, больше лежал, свернувшись клубком, и совершенно не походил на белую молнию тундры — ловкого, стремительного и неутомимого хищника.
Мышки тоже вели себя на удивление скромно и тихо, по полкам не лазили. Мы насыпали им в уголке комбикорма, и они посвечивали оттуда малиновыми искорками глаз, словно сразу поняв, что этот угол и еда отведены именно им. Нас они совсем не боялись. Видимо, верили, что и на людей распространяются статьи Великого Закона Бедствия, который начисто исключает из сознания зверей охотничий инстинкт и всех наделяет равными шансами в борьбе за жизнь...
Баня на нашей перевалбазе топится круглые сутки. Вездеходы и тракторы со специалистами и пастухами появляются обычно к ночи. Баня, ужин, связь с центральной усадьбой, почта, прием рекомендаций комиссии по борьбе с гололедом, обмен мнениями, выработка планов на ближайшие дни, короткий отдых — и снова в бригады...
Сегодня приехал директор совхоза А. А. Гладков вместе с главным зоотехником В. И. Татаренко. Занесли в комнату рюкзак и вывалили на пол подмороженную сову. Чуть придя в себя, птица повертела головой, растопырила крылья и поволоклась в темный угол. На полу звякнули ледышки.
—... Боронование по ледяной корке мы пробовали, хороший способ.— Распарившись после бани, Виктор Иванович с наслаждением прихлебывает чай.— Только не пойдет он сейчас на наших пастбищах: снега мало. Зубья борон дерут грунт, нарушают структуру пастбища. И получается, что единственный путь спасти оленей — искать районы, где не было дождя. Две бригады уже вывели стада, две на маршрутах. Утром должны выйти тракторы с комбикормом: горняки дали две машины с санями. Подкормят молодняк, и стада можно гнать на новые пастбища, недалеко нашли хорошие участки, до весны животные перебьются. А что будем делать с пятой бригадой?
Пятая далеко, за двести с лишним километров от центральной усадьбы. Она по редким пастбищным пятнам, не пораженным дождями, сейчас уходит к бухте Нольде, где есть места с хорошим кормом. Но путь далек.
— Боюсь, не осилят олени такую дорогу,— качает головой зоотехник.— Делать выбраковку? А как? Опять потеря времени.