Старик специально выбрал бочку, которая только-только поспела, чтобы дать мне ощутить аромат и вкус «свежака». Это самый ценный «ныок мам». В нем около сорока процентов питательных азотистых веществ. Последующий процесс производства сравним с доливанием кипятка в уже заваренный чай. В бутылках, которые поступают в торговлю, «крепость» соуса не превышает двадцати пяти процентов.
«Ныок мам» — гордость Фукуока, и на обеденном столе он занимает особое место в разных видах и вариациях. Здесь и тот самый «свежак», что при мне наливали из бочки, и чуть желтоватый, и совсем коричневый, и чистый, и разбавленный уксусом с мелко нарезанным жгучим красным перцем и тертой зеленой папайей. Есть и такой, вид которого с непривычки может шокировать: густая масса с полуразложившимися рыбешками. Впрочем, это дело вкуса.
Непосредственно производством рыбного соуса на Фукуоке занимаются полтысячи человек. Да еще две с половиной тысячи островитян выходят в море. Хотя любой морской дар — удача, но все же в этой армии тружеников голубой нивы есть своя специализация. Главная категория рыбаков Фукуока — конечно, ловцы рыбы «ком». Другие раскидывают сети на прочую рыбу.
До освобождения Фукуок добывал ежегодно более двадцати тысяч тонн морепродуктов, а сейчас только пятнадцать. В первые годы революционной власти рыбное хозяйство было вовсе в плачевном состоянии. Почти весь крупный морской флот вместе с его хозяевами ушел за море к чужим берегам. Остров стал последним пристанищем на вьетнамской земле для сорока тысяч преуспевающих сайгонских торгашей, военных и гражданских чинов, плативших любые деньги за место на судне, которое увезет их из Вьетнама.
Восполнить такую потерю флота нелегко. Эту задачу в меру сил выполняет местная судоверфь. Сейчас на острове 760 рыбацких судов, в основном — небольшие, и только половина из них — с моторами. Но, оценивая развитие рыбного хозяйства Фукуока, можно уверенно сказать, что дело идет на поправку.
Мы решили поужинать в маленькой закусочной. Навес из пальмовых листьев пристроен к одноэтажному домику. Зеленоватые и розовые неоновые лампы придают уют и экзотику. Полдесятка столиков с крохотными табуретками, цветы в горшках — вот и все убранство.
Юная хозяйка, стройная и высокая, с густой гривой черных волос и большими миндалевидными глазами, подвела нас к столику в углу. Из мощного блестящего кассетного магнитофона вырывались ритмы «Бони М», соперничая с музыкой из соседних, еще более скромных заведений.
— Здесь особенно вкусно кормят, и не совсем обычно,— сказал Зунг, местный товарищ, беря на себя выбор блюд.— И это заслуга хозяйки. Сумела сохранить реноме фирмы. Она и официантка, и шеф-повар. Отец после освобождения уехал за границу, а девушка осталась. Молодежь приходит сюда, как в гости к старой знакомой.
На столе стояла пиала с непременным «ныок мамом», из стакана торчали пучком чистые палочки для еды. Потом девушка принесла на большом блюде запеченную прямо в чешуе крупную рыбу, тут же на столе разделала ее. Быстро появились тарелки с составными частями гарнира.
Кусочки белого рыбного филе нужно было вместе с тонкими ломтиками ананаса, еще какого-то чуть вяжущего плода, с виду похожего на мелкий банан, душистыми травами и салатовыми листьями заворачивать в «бань чан» — полупрозрачные, тонкие, как бумага, лепешки из рисовой муки и получившийся пирожок окунать в мутный красновато-серый «ныок мам» с полураспавшимися кусочками рыбной мелочи. Сложно, но вкусно, если отбросить всякие европейские предубеждения.
Затем последовали жареные креветки в красном крилевом соусе, тушеное, но все равно упругое, как резина, мясо кобры, а в довершение всего — кипящий сладкий «кулао» — суп с угрями. «Кулао» на южновьетнамском диалекте значит «остров». Алюминиевый сосуд с горящими углями, который подают на стол, действительно напоминает раскаленный вулканический остров, окруженный кипящим морем, или, более прозаично, наш самовар — только с супом. Чем южнее, тем больше в «кулао» сладости и кислоты. Вместе с капустой и пореем кипят ананасы, куски рыбы, свиного сала и печенки, куриной кожи, креветки, морские гребешки, трепанги...
На десерт хозяйка подала свой фирменный кофе. Такой бывает только у нее — с пахучей травкой. Большинство посетителей, особенно молодых, приходят сюда на чашку кофе. Но и такие гости желанны.
Возвращаясь в гостиницу, мы поднялись на утес со странным сооружением, что сторожит вход в гавань Зыонгдонга. Не то замок, не то пагода называется Зьенкау. У кого я ни спрашивал о времени постройки и первоначальном предназначении этой достопримечательности, никто ничего не знал — немного на Фукуоке старожилов. Скорее всего это «дэн» — храм поклонения Небу или Морю. А может быть, просто место созерцания предзакатного солнца.
С верхнего яруса Зьенкау открывается вид на отходящий ко сну городок, на россыпи рыбацких огоньков в бескрайней морской дали. Остров выглядел мирным и очень красивым, а резкий запах «ныок мама» напоминал, что само название «Фукуок» значит «богатство страны».