Журнал «Вокруг Света» №08 за 1973 год

«Бейби! Бейби! Бейби!

Я твой дегенерат!

Бей ты! Бей ты! Бей ты! Бей ты!

Я только рад!»

Юнцы в баре даже бровью не повели. Только пиво, только ритмы и молчание...

«Форд» опять рванулся вперед. В кажущейся на первый взгляд бессистемности, с которой Даниель бросал машину из одной улицы в другую, чувствовалась некая целенаправленность. Мелькали кабаре, бары, погребки и рестораны; к нам призывно тянули руки обнаженные красотки с рекламных щитов у кинотеатров; от одного заведения к другому, сменяя друг друга у стоек, фланировали длинноволосые пары. В чем хотел убедить нас Даниель, демонстрируя этот калейдоскоп полупьяных юнцов с пустыми глазами? В том, что такова вся голландская молодежь?

Свобода — от чего?

Скрип тормозов прервал наши раздумья. Машина стояла на площади Дам, в самом центре города. Мы замерли. То, что представилось нашему взору, не поддается описанию. Нет, не прекрасный королевский дворец из некогда белого, а ныне потемневшего от времени камня и не узкая, пирамидальная колонна «Памятника Нации» вызвали наше изумление. У подножия монумента, призванного увековечить Гордость, Силу и Независимость Народа, на широком, почти вполовину площади, парапете копошились, да, именно копошились сотни обросших волосами и грязью, обшарпанных, нет, не людей — существ. Хиппи.

Так вот куда вез нас Даниель! Теперь стал ясен смысл его ночного маршрута. Он был как бы заключительной фразой в нашем споре. Причем здесь в ней ставилась жирная эффектная точка, которая складывалась из непроизнесенных слов: «Эту безразличную, развращенную молодежь переделать нельзя».

Не сговариваясь, мы вылезли из машины, подталкиваемые ехидно-любопытным взглядом Даниеля. Медленно, а потом все быстрее и быстрее Валерий и я продирались сквозь толпу этих существ: дремлющих, пьющих, бренчащих на гитарах, цедящих время от времени короткие фразы. Звучали итальянские, французские, немецкие, иногда фламандские, но чаще английские слова. В какой-то момент я вдруг обнаружил, что Валерия рядом нет. Я растерянно оглядывался по сторонам, пока не отыскал взглядом своего товарища. Он стоял под рекламным щитом, к которому узкой спиной привалилась некая личность, и старался вызвать ее на разговор. Я осторожно приблизился и остановился сбоку. Говорили по-английски.

— Так почему вы все-таки эмигрировали? — допытывался Валерий.

Встряхивая головой, как лошадь, отмахивающаяся от оводов, «личность» излагала свое кредо:

— Я хотел свободы... Какой?.. В общем... Чтобы никто не мешал мне жить так, как хочу... Чтобы всякие моралисты не лезли ко мне со своими дурацкими и устаревшими идеями, ограничениями... Чтобы я мог заработать на кусок хлеба, а потом делать все, что заблагорассудится... И чтобы «правильная публика» не смотрела на меня, как на отброс общества.

— И здесь вы нашли все это?

— ...По крайней мере вокруг меня такие же, как и я сам, никто не тычет пальцем, и мне нечего бояться.

— А если поконкретнее, чего же вы все-таки не нашли здесь.

— Работы. Хозяева не больно охотно берут нас.

— На что же вы живете???

— Откуда вы сами, где ваша родина?

— Какая разница. Мне все равно, где жить. Я бы мог поехать в любую страну...

Парню на вид было лет двадцать пять, а спорил он как: то по-детски, неуверенно. Да он и был ребенком вместе со своими «взглядами и убеждениями». Попросту говоря, он ничего еще не знал и ничего не. видел. Кроме одного: общество, в котором он родился и вырос, намерено сделать из него машину. Пусть живую, говорящую, с собственными переживаниями, но все-таки машину. Машину, которую другие запрограммируют на то, чтобы она приносила им прибыль. Быть машиной парень явно не хотел. Что делать, не знал. Вот и стремился удрать из общества, пусть в хиппи, пусть в наркотический бред, пусть куда угодно. Так удирают из школы, когда не знают урока.

Уже садясь в машину, я встретился с Даниелем глазами:

— А ведь за таких, как он, и вы в ответе.

Ван дер Спек отвел взгляд и включил зажигание. Больше мы к нашему спору не возвращались. У нас не было времени — расписание деловых встреч не оставляло ни минуты; у него, видимо, — желания. Вспомнился этот спор позднее...

Партизанский командир

Брюссель встретил нас пятиминутным ревом автомобильных клаксонов (против очередного повышения цен на бензин бастовали таксисты и владельцы автомобилей), деловитой суетой спешащих на обед клерков и мелким сентябрьским дождем.