Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год

Справа от меня (откуда только взялся?) почтительно склонился нигериец с впалыми щеками. Он заговорщически поманил ладошкой, затем спрятал руки под балахон и, не оглядываясь, направился к навесу неподалеку от мотеля. Заинтригованный, я последовал за ним. Вот оно что! На пестрых ковриках нигериец разложил свои товары. Батуре, считают местные торговцы, всегда при деньгах и падки на здешние сувениры. Почему бы не зазвать такого человека в лавку, глядишь, поддастся искушению, что-нибудь купит.

С ближнего коврика на меня, оскалившись, уставились высушенные крокодильчики. Тут же кольцами лежали чешуйчатые шкуры питонов, сверкали бисером браслеты, кошельки, пояса, сумочки. На отдельном коврике были разложены потемневшие старинные мечи в кожаных ножнах, копья с зазубренными наконечниками, охотничьи ножи. Как ни экзотичны были эти сувениры, они меркли рядом с резными масками из красного и черного дерева. Ничего злобного, угрожающего. Напротив, линии плавны, мягки, каждая из масок — искусное творение неизвестного мастера. Я было потянулся за маской, что показалась мне наиболее красивой, но вовремя остановился, вспомнив, что уже купил в Лагосе схожую с этой. Чтобы не огорчать торговца, выбрал для своей коллекции крокодильчика.

В фестивальной деревне было оживленно. По дорожкам не спеша прохаживались в одиночку и группами нигерийцы. Они о чем-то горячо спорили, весело смеялись, обнажая крепкие белые зубы. Преобладали мужчины. Большинство было одето в легкие хлопчатобумажные рубашки и шорты. В толпе выделялись важного вида нигерийцы в агбадах — длинных, до пят просторных балахонах.

Я пересек большую — впору в футбол играть — безлюдную площадь. На дальнем ее краю хлопал на ветру полотняный тент, укрывающий от жгучего солнца трибуну для почетных гостей. За деревней — всех она вместить не могла, к тому же большинству нигерийцев не по карману номер не то что в мотеле, но даже в рест-хаузах — табором расположились участники предстоящего празднества. На вытоптанной траве пестрели циновки, коврики, лежала снасть — сетки, натянутые на деревянные полуобручи, и калебасы — круглые, как шары, полые сосуды из тыквы. Дымились костры, в небольших котлах булькало какое-то варево, и ветер разносил вокруг аппетитный запах. Атмосфера была абсолютно будничной. Съехавшиеся рыбаки, казалось, и не думали о завтрашних соревнованиях. Одни хлопотали у костров, другие, собравшись в кружок, что-то горячо обсуждали, третьи проверяли снасти.

— Из каких мест? — спросил я одного из них.

— Подержи-ка! — попросил он, не отвечая на вопрос. Рыбак накинул на себя сетку и, сидя под этим кисейным колпаком, стал тщательно проверять ячейки. Я терпеливо ждал, понимая, что присутствую при ответственнейшем моменте, от которого, быть может, завтра будет зависеть очень многое.

— Из Имогу, нна укву (Господин (ибо).). Может, слышали? — соблаговолил наконец ответить нигериец, стягивая капроновой ниткой порванные ячейки.

Самому рыбаку, как выяснилось из разговора, попасть на фестиваль было бы не по карману. При самых скромных расходах для этого нужно сорок-пятьдесят найр, а ему и за два месяца столько не заработать. Но нигерийцы — народ отзывчивый, готовый, если нужно, отдать соплеменнику последнее. Моего собеседника, как самого достойного из деревенских рыбаков, выбрали на сходке и тут же пустили шапку, а точнее калебас, по кругу.

— Каждый штат прислал свою команду, с ними тягаться будет ой как трудно. Но и нас, одиночек, вон сколько, — рыбак указал на табор. — Повезет, так и моя деревня не будет обойдена почетом.

Вскоре сетка была залатана, и я распрощался с рыбаком, пожелав ему удачи.

Тропинка в выжженной саванне вывела меня к Аргунгу. На окраине за мной увязались курчавые мальчишки, которые бежали вприпрыжку и кричали: «Батуре! Батуре!» Нет, они ничего не пытались выпросить. Просто сам вид белого человека был для них развлечением. Аргунгу — городок низкий, приземистый, к тому же весь вязкий от песка. Проходишь, с трудом переставляя ноги, квартал-другой и словно на сказочном ковре-самолете переносишься в нашу старую Среднюю Азию. Только глинобитные дома с плоскими крышами и башенками по углам прячутся здесь за пышными кронами саванной пальмы дум и огненной акации. Каждый дом, как крепость, обнесен высокой стеной, скрывающей от постороннего глаза внутренний дворик. По улицам-расщелинам бродят козы, в пыли копошатся тощие, встрепанные куры. У встречного нигерийца я разузнал, как пройти к дворцу местного эмира. Но, увы, побывать там не успел. В Африке темнеет быстро. Красный диск повисел над мутным маревом, а потом скатился за горизонт, будто сдернул его с неба тот самый гоголевский черт, который уволок месяц в ночь перед рождеством. Пришлось возвращаться. В фестивальной деревне светились электрические огни, звучала музыка. Там, где на окраине расположились рыбаки, полыхали костры, поднимая столбы искр в звездное небо. Табор чем-то походил на военный лагерь накануне сражения...