Затем пришли сны наяву — яркие, сочные, пахнущие сандалом, наполненные, как звуками флейты, цветом и формой реальности. Я мало что помню из тех первых видений — сладостно тягучих, наполненных густой пахучей жарой, словно подернутых золотой солнечной дымкой детских воспоминаний. Меж тростниковых хижин и рисовых полей, казалось, прошли годы моей жизни, оставляя после себя лишь запах парного молока и потухшего очага, ощущение теплого пола, натертого коровьим навозом. Там все было непривычно и прекрасно. А ТАМ — это где? Неужели ТАМ что-то есть, кроме грез? А как быть с кожей, которая помнит восторг купания в теплой мутной реке в сезон дождей и мурашки, бежавшие по моей спине, когда я, скрывшись в зарослях тростника, следил за омовением темнотелых пастушек. Потом, встречая их в деревне, я испытывал мучительное ощущение неловкости, очень остро сознавая, что скрывается под их аккуратными одеждами. Хорошо хоть не краснел — разве можно краснеть, если твоя кожа цветом напоминает прожареное кофейное зерно. ТАМ меня это не удивляло. ТАМ все были такие. И традиционная крестьянская юбка — лунги — ее до сих пор носят по всему югу Индии — сидела на моих бедрах удивительно ловко. А разве мог я предположить, что умею стрелять из лука и бросать копье? Мчащиеся колесницы, пылающие города теснились перед моим внутренним взором. Самое поразительное, пожалуй, это то, насколько естественно я вел себя ТАМ, хотя ЗДЕСЬ я не могу объяснить и десятую часть своих поступков в том сне. То есть, я смутно ощущаю их логику, ведь там, в глубине времени, был тоже я. С другими знаниями, опытом, мечтами, но это был я...
Или все-таки сон? Ведь, когда я открыл глаза, то снова увидел брахмана в тесном каменном зале и сизый вековой сумрак.
И я рассказал ему одно из своих видений, в котором был город за высокими стенами и распахнутые ворота, откуда выезжали блистающие на солнце колесницы. Они мчались к лесу, и вспыхивали в их руках разящие молнии золоченых луков. А на опушке леса среди трех пылающих костров сидел, скрестив ноги, человек, сам подобный огню. Его глаза были закрыты, а руки спокойно опущены на колени, но воздух вокруг него сиял и слоился, словно над раскаленным очагом. И когда на бешеных колесницах нападающие приблизились к трем кострам, то в гневе обратил к ним свое лицо человек, и заржали кони, падая на землю, и воины бросили оружие, сжимая головы руками, их крики боли и ужаса поднялись над городом. Но тут появились старцы в длинных одеждах и сказали сидящему меж огней: «Прекрати истребление». Он ответил: «Сей огонь, порожденный моим гневом, жаждет поглотить миры, и если его сдержать, то он сожжет меня самого». Но старцы не уходили, убеждая его не применять силу брахмы для убийства — и отвратил свой взор от бегущего войска этот человек...
— И пожаром вспыхнул сухой лес, стоящий рядом, — договорил за меня брахман.
— Вы видели то же самое? — спросил я с удивлением.
— Нет. Это все уже описано в Махабхарате тысячи лет назад.
— Но мне казалось, что все это происходило наяву.
— Конечно. Что, как не реальные события могли описать люди в своих легендах. Разве человеческий разум в силах придумать такое!
— Но огненная сила, сжигающая лес... Я же чувствовал запах горящих деревьев.
— Да, были знания и умения, недоступные нам. В Махабхарате вновь и вновь описывается сила брахмы, способная усмирять диких зверей, оживлять мертвых и повергать врагов. Для тех, кто писал Махабхарату, эта сила была такой же реальностью, как наша способность мыслить.
— Вы думаете, что создатели древнего эпоса обладали неизвестной нам энергией? — спросил я.
Брахман пожал плечами:
— Или слышали предания о ней, как и о тех событиях, которые вы видели. Никто не знает, когда это было, какой народ слагал первые легенды, перешедшие к потомкам уже в виде священной книги. Многое изменено в ней, но сохранился, дошел до нас сквозь тысячелетия отзвук реальных событий. Ваши видения — еще одно подтверждение того, что Махабхарата — не вымысел.
Я был настолько потрясен пережитым, что из всех объяснений брахмана в моей памяти осталась лишь малая толика услышанного.
— ... Прошлое не уходит, оно пребывает с человеком в чакре Чаши. То, что увидели вы, — капли памяти, выплеснувшиеся из нее.
Окончательно теряя ощущение реальности происходящего, я все-таки пытался возражать:
— Но ведь я не индус! Я русский всем своим восприятием жизни, всей духовной памятью, унаследованной от предков. Между мной и этой землей нет ничего общего.
Брахман улыбнулся со снисходительностью терпеливого учителя:
— Для великого колеса перевоплощений не существует границ. Солнце освещает каждый клочок земли, время течет сквозь стены дворцов и недра пещер. Непрерывный поток перерождений пронизывает всю землю. Мы все — одно целое. Но люди из-за ограниченности своих духовных способностей пока не в состоянии понять этого. Не отрекайтесь от своей памяти, загляните в просвет меж тучами забвения.
Кто бы на моем месте отказался?