Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год

Дедушка Вася согласился быть моим проводником. Он, кажется, даже обрадовался этому.

– По коням! – скомандовал он, повеселев.

Ехали мы недолго. Камень оказался почти рядом с селением. Лежал на склоне лесистой горки. Она-то, наверное, и дала название селу. Старик хотел проехать на машине до самого камня. Но путь к нему преграждали деревья.

– Давай, давай газуй! – подстрекал проводник. – Проскочит как миленькая.

Вывший кавалерист никак не хотел спешиться. Но мы с водителем все же его уговорили. Он нехотя оставил машину и напрямик зашагал к камню. Я чувствовал себя виноватым, что заставил старика подниматься на горку. И всячески старался облегчить ему путь: отгибал перед ним ветки, в трудных местах брал под локоть. Но всякий раз дедушка отдергивал руку и ускорял шаг. И тогда я едва поспевал за ним. Помня его возраст, я разговаривал с ним громче обычного.

– Ты чего так орешь? – спросил он вдруг. – В лесу, может, рос? Или чтобы медведей пужать?

Легендарный камень с первого взгляда впечатления не произвел. Наверное, потому, что в горах я видывал и не такие. Там камни подпирали небо. Но те были свои, местного происхождения. А этот был пришелец из дальних стран, бродяга, нашедший приют у чужой горки… Теперь он врос боком в склон и состоял из нескольких кусков.

– Постарел уж, – с грустью сказал старик и нежно погладил мшистый бок камня. – А когда я был маленький, он был гораздо больше. Теперь, как и я, растет в землю…

– Правда ли, что в нем были прорублены ворота? – спросил я.

– Были, были ворота, – подтвердил старик. – Местный барин-лихач скакал через него на тройке. Но после этого камень опустился.

– Почему?

– Видать, оскорбился, – сказал Василий Степанович. – Камень-то ведь понимающий.

Я улыбнулся, а старик доказывал:

– Он и плакать может. Раз плачет, значит, чувствует. Коли чувствует, стало быть, и соображает. Бабы, которые боговерные, собирают эти каменные слезы и лечатся.

– Наверное, плачет из-за дождя? – предположил я.

– Нет, – сказал старик твердо. – Плачет он в вёдро.

Я знал о способности некоторых камней конденсировать влагу, но переубеждать старика не стал.

Он, может быть, и любил его за то, что тот умел и «чувствовать» и «плакать».

– А много здесь бывает народу?

– Много, – ответил дед. – Приходят люди к камню чтить память Георгия. Знаете, кто он был? Как же не знаете? Жил когда-то на земле змей-людоед. Съедал каждый день девушку. Люди даже устанавливали очередь, когда чью дочку отвозить ему. Когда очередь дошла до царевны, царь очень опечалился. А помочь дочке бессилен. И быть бы царевне съеденной змеем, если бы не объявился Георгий. Старослужащий он был. Тогда ведь двадцать пять годов тянули лямку солдаты. А он как раз последний год служил. Рубака был опытный. Он и взялся убить змея. А у того голов-то было много. Три, если не больше. Разрубил все. И освободил людей от печали.

– Что же, здесь он и рубил змея-злодея? – спросил я.

– Где он его прикончил, не знаю, – признался старик. – Может, и здесь…

Старик расписывал камень так, будто это была лошадь, которую он хотел мне продать. Когда он что-то доказывал, брался обеими руками за лацканы моего пиджака и энергично притрясывал. Это вызывало улыбку.

– Что, не веришь? – спрашивал он, принимая улыбку за ухмылку.

Долгое время на валуны, рассыпанные по земле, люди не обращали никакого внимания. А когда исследователи заинтересовались ими – удивились! Оказалось, это не местные камни. Местные были более молодые и более мягкие. А пришельцы – более древние и более твердые. Граниты, порфириты, кварциты… Крепкие, плотные, монолитные. Прошло не одно столетие, пока ученые установили, что камни эти не с Луны свалились во время извержения вулканов (была и такая гипотеза), а принесены ледником, некогда покрывавшим Северную Европу. Как вестники далекой эпохи оледенения, они продолжают интересовать ученых и сегодня…

В Минске я отыскал Институт геохимии и геофизики, при котором создается музей валунов. Хотел встретиться с его директором.

– Регина Викторовна Шемпель уехала вчера за камнями в Гродненскую область, – огорчили меня.

– А что, если за экспедицией поехать? – загорелся я.

– Искать цыган в поле? – остудили меня. – Они же не стоят на месте. И не заходят в села. У них машина, подъедут куда надо, постучат, покопаются, сделают анализы – и дальше. Но вы можете побеседовать о музее с Гаврилой Ивановичем Горецким.

– А он знает?

– Академик-то? – усмехнулись собеседники.

В комнате, где сидел академик, было несколько столов. Обычно стол начальника стоит у окна, но здесь у окна сидела девушка в белом халате. Телефон был там же. Справа у окна работала женщина посолиднее. А единственный мужчина, который находился в комнате, сидел почти у самой двери. И свет падал на его стол справа. Но это был он, Горецкий. Когда наши глаза встретились, он улыбнулся доброжелательно и пригласил сесть.

Я стал рассказывать, что видел и слышал у камня «Богатырь». Он слушал с улыбкой. Вдруг я поймал себя на том, что пришел-то к ученому, чтобы послушать его. И, прервав свой рассказ, попросил его продолжить.