Встреча с папой так и не состоялась. В дороге Прево тяжело заболел, деньги кончились… И тут, как в авантюрном романе, так популярном в то время, ему на помощь пришел «добрый самаритянин» — некий офицер, который ссудил несчастного деньгами, определил в больницу, навещал его, поил, кормил. И в тот момент, когда растроганный Прево был готов назвать его другом или братом, открылась истинная причина этих благодеяний. Офицер оказался вербовщиком! Он предложил молодому человеку вступить в ряды французской армии. А когда тот отказался, предъявил ему счет на значительную сумму и пригрозил судом. Существует версия, что претензии «благодетеля» не были беспочвенными, и Прево действительно подписал контракт.
В этот раз служба была приятнее, чем в первый. Вероятно, молодой человек служил офицером — происхождение позволяло ему быть им. И как каждый мушкетер в те времена, он предавался забавам и любви. Но в какой-то момент проигрался в кости. Отец-прокурор был в бешенстве, и сын, спасаясь от преследования бывших друзей и властей, убежал в Голландию .
Отсидевшись там некоторое время, он решил вернуться домой. И вот по дороге во Францию случилось непредвиденное — впервые в его жизни.
Он встретил ее: «Она показалась мне столь очаровательной, что я, который никогда прежде не задумывался над различием полов, никогда не смотрел внимательно ни на одну девушку и своим благоразумием и сдержанностью вызывал общие похвалы, мгновенно воспылал чувством, охватившим меня до самозабвения».
Игра воображения
Ту, в кого он так мгновенно и страстно влюбился, везли в Луизиану. Так осуществлялась в те годы колониальная политика Франции. Владения в Новом Свете заселяли в первую очередь осужденными. Часто преступники и преступницы вступали в фиктивный брак. Для мужчин это был шанс начать жизнь заново, а для женщин — просто выжить. «Молодоженов поневоле» сковывали попарно, а женщин-одиночек — по шестеро. По прибытии они доставались переселенцам по жребию.
«Среди дюжины девиц, скованных по шести цепями… была одна, вид и наружность которой столь мало согласовывались с ее положением, что в любых других условиях я принял бы ее за даму, принадлежащую к высшему классу общества». Неизвестно, что натворила возлюбленная Прево и в чем ее обвиняли, но он решил «следовать за ней, хотя бы на край света». В Америке он будет свободен в своей любви, а самое главное, облегчит «хоть сколько-нибудь тяготы путешествия и будущей жизни несчастному этому созданию». Но идти за ней ему пришлось недолго: болезнь опять приковала его к кровати. И пока он метался в бреду лихорадки, арестанток привезли в Ла-Рошель, посадили на корабль, и он потерял ее навсегда.
Все это время мысли о духовной карьере не посещали Прево. Но теперь, когда жизнь и любовь закончились, келья привиделась ему единственным способом как-то скоротать остаток дней. Отныне его приютом стал бенедиктинский монастырь Сен-Вандрий около Руана. «Я с таким прилежанием взялся за занятия, что в немного месяцев сделал огромные успехи. Я занимался и ночью, а днем не терял даром ни минуты. Слава моя так прогремела, что меня уже поздравляли с будущим саном, который не мог меня миновать».
В 1721 году Антуан Прево принес монашеский обет.
Все это время господин прокурор был уверен, что его сына носят черти, к которым он его послал. Каково же было его удивление, когда он обнаружил сына, распростершегося на полу кельи и не отрывающегося от Распятия.
Однако ни изучение древних книг, ни преподавание теологии, ни усмирения плоти не могли удержать его в монастыре. Единственной отдушиной были редкие проповеди в соборе. Он говорил о соблазнах мира и слабостях плоти, а голубые и карие глаза прихожанок, умиленные и увлажненные, не могли оторваться от красивого монаха, так приятно рассказывающего о грехе. Прево, в свою очередь, тоже не мог не замечать этих взглядов из-под напудренных локонов, кружев и бантов. Его неудержимо влекло наружу. И он стал подавать прошения в другие монастыри. За семь лет монашеской службы Прево сменил восемь обителей — ни одна не оказалась пригодной для «негодного» монаха. В одном из писем Прево признается: «…я ни в какой степени не годен для монашества…»
Но кельи монастырей Блан-Манто и Сен-Жермен открыли удивительный талант этого человека. Спрятанная за монашескими стенами недоступная мирская жизнь, вкус которой он однажды почувствовал, безудержно завладела его воображением. Он стал писать. «Записки знатного человека, удалившегося от света» появились в печати в 1728 году и принесли автору огромную славу.
Но аббатом он все-таки стал. В 1726 году епископ Амьенский посвятил его в духовный сан. И Прево получил возможность покидать обитель и читать проповеди в парижских церквях и приютах.
Обрести и потерять