Мой университетский товарищ, ныне работник местной прокуратуры, Юрий Иванович Бессонов, решил показать мне город. Идет дождь, но он — не помеха. Подняв воротники плащей, мы бродим по улицам, толкуем, вспоминаем о всяких пустяках.
В этот поздний, ненастный час мало кто рискнет выйти из дома. И, может быть, оттого, что улицы так пустынны, наше внимание невольно привлекает понурая маленькая фигурка, невесть откуда взявшаяся шагах в сорока от нас.
Я всматриваюсь в нее без особого любопытства, но мой друг неожиданно обрывает разговор, и по тому, как сузились его глаза и задержалось дыхание, я чувствую, что что-то случилось.
Фигурка приближается, и вот уже можно разглядеть худенькую девочку, до нитки промокшую в своем потрепанном пальтишке.
— Нина! — окликает ее Юрий Иванович.
Девочка останавливается, поднимает голову. На бледном измученном лице — ссадины и синяки. Крупные капли одна за другой, быстро-быстро стекают по ее щекам, и я не знаю, что это — дождь или слезы.
Если бы я своими глазами не видел Нину, не слышал ее шепота — спасите! — я, быть может, и не поверил бы всему, что рассказал мне мой друг в последний час перед тем, как нам расстаться. Слишком это было страшно и нелепо. Но увы, все это была правда.
…Комната, куда впервые привели Нину, казалась особенно просторной из-за того, что в ней почти не было мебели, только вдоль стен стояло множество стульев. Постепенно стали появляться люди — женщины, мужчины, старики; мелькнуло несколько молодых лиц. Нина заметила, что пришедшие были в нарядных платьях и костюмах, долго и торжественно рассаживались и замолкали, с волнением ожидая чего-то.
Наконец в комнате появился здоровенный мужчина лет пятидесяти с лисьими глазками и лохматой бородкой на круглом лице. «Пророк, пророк идет!» — понеслось по рядам. Все рухнули на колени и начали что-то бормотать. Нина не могла разобрать слов, она вообще не понимала, что происходит, но, повинуясь общему движению, тоже опустилась на колени, вопросительно глядя на приведшую ее сюда соседку.
— Молись, доченька, не бойся, молись, — зашептала та. — Проси для себя здоровья, счастья, покайся в грехах своих… Всевышний услышит тебя и простит.
Нина никак не могла вспомнить, чем грешна она в свои четырнадцать лет и в чем ей следует покаяться. Но все молились, все каялись — вон и сверстницы ее в другом углу комнаты тоже били поклоны. Значит, и она в чем-то виновата, значит, и ей надо замаливать грехи. И Нина стала бормотать в тон остальным неизвестно что и неизвестно зачем. Видно, так надо…
Вдруг «пророк» закричал:
— Слава творцу нашему, духу великому! Поднимайтесь братья и сестры, воспоем ему славу!
И началось… Все повскакали и с воплями, перешедшими в звериный визг, стали носиться по комнате. Они налетали друг на друга, тряслись, подпрыгивали, приседали, опять бегали, продолжая гнусавыми голосами выкрикивать какие-то нечленораздельные звуки.
Нина, ничего не понимавшая, совершенно сбитая с толку и захваченная этим помешательством, тоже начала носиться по комнате, размахивая руками и ничего не видя перед собой.
Вдруг одна женщина упала ничком на пол и забилась в конвульсивных рыданиях. Она корчилась, выламывала себе руки и истошно вопила, остервенело колотя головой по полу. Багровые пятна крови расползлись по ее белоснежной крахмальной кофточке, по исшарканным ногами половицам…
Хотелось кричать. И все, действительно, кричали.
— Дух сошел на нее! Всевышний ее отметил, — раздавалось со всех сторон, и еще громче завывала обезумевшая толпа, прыгая и трясясь.
«Радения» закончились только под утро…
Весь этот кошмар — не выдумка. Подобные безумства совершаются в тайных молитвенных домах секты так называемых «пятидесятников — трясунов», пустившей свои ядовитые побеги в некоторых районах нашей страны. Смысл учения этой секты фанатиков и мракобесов (если вообще здесь можно говорить о каком-либо смысле) заключается в том, что во время многочасовой исступленной пляски и невнятного громкого бормотанья на человека может сойти «божий дух», подобно тому, как он будто бы сошел на апостолов на пятидесятый день после мифического воскресения Христа. И тот, на кого этот «дух» сойдет, обретает будто бы здоровье, покой, счастье и впоследствии — райский «вечный Ханаан» (загробную жизнь).
Не знаю, как насчет «вечного Ханаана», но к чему все это приводит в «здешней» жизни, — знаю наверняка. Об этом свидетельствует печальная судьба многих сектантов.
Бившаяся в истерике пятидесятница Анна Гаврилюк пролежала в больнице несколько месяцев с сотрясением мозга. Здоровье ее подорвано навсегда. Кстати, фанатичные сектанты оказывали сильный нажим на нее и на ее семью, требуя, чтобы «заблудшая сестра» отказалась от услуг «врачей-безбожников»». Если бы этот нажим возымел свое действие, она бы наверняка не выжила.
Сентант Андрей Хохлан в результате многодневных радений получил тяжелое нервное заболевание и более полугода находился в психиатрической лечебнице. Такая же участь постигла пятидесятниц Марию Стоянову. Галину Лактионову и других.