Журналист: Назад в СССР

— Конечно — кивнул я. — Странно, что такие известные писатели когда-то издавали такую ерунду. И тем более странно, что господин Воронов выписал в библиотеке именно эти произведения.

— Вот как? — негромко произнес особист. — Мне все эти писатели по большей части неизвестны, разве что один-два…А какие их книги, по-вашему, могли бы заинтересовать товарища Воронова?

Он ощутимо нажал на «товарища», явно в пику моему «господину». Но в эту минуту мне уже было не до этих нюансов. Я, конечно, быстренько прикусил язычок, да было уже поздно. И черт меня дернул назвать всех этих соловьевых, приказчиковых и прочих спецназянов известными литераторами! По всему выходило, что в этой реальности этого 1980-го года читающая публика не имела об авторах книжных бестселлеров 2000-х годов никакого представления. А товарищи из КГБ, насколько мне известно, читают очень много книг, и при этом очень даже внимательно. Но откуда о них могу знать я, простой и неотёсанный абитуриент?

Оставалось одно — на ходу импровизировать. Что ж, в этом у меня есть кой-какой опыт.

— Я, конечно, не все их читал. Но, по-моему, у Нагановой есть романы и получше. Глубже проработана фактура, лучше изучена эпоха, характеры выписаны рельефнее…

Так я вдохновенно врал, в глубине души понимая, что сейчас просто репетирую предстоящую сдачу вступительного экзамена по литературе (устно). И по мере того, как распалялось моё вдохновение, штатский смотрел на меня со всевозрастающим уважением. Так что мне стоило немалых трудов прервать полет моего воображения и, остановившись, скромно потупить глазки.

— Ну, ладно, — кивнул особист, явно ошеломлённый моими литературоведческими эскападами. — Что именно вас интересует в блокнотах Воронова?

Ну, вот, наконец, прокололся и он. Сказал «блокноты», а на столе ведь лежал только один.

— Всё, — честно признался я.

— Показать его я вам пока не могу, идет следствие, — притворно развел руками мой собеседник. — Но для сведения вашего ППЛ скажу, что там, в этих записях писателя Воронова, найдены весьма серьезные вещи. Преступные схемы, планы экономических преступлений и афер, хищений и даже убийств.

— Схемы хищений и убийств? В писательском блокноте? — тупо переспросил я.

— В нём, — иронически кивнул особист.

Ничего себе… Вот вам и живой труп!

В какой-то миг я вдруг почувствовал, что моя голова окончательно переполнилась даже не столько информацией, сколько бесчисленными вариантами разных невероятных ситуаций, которыми можно было хоть как-то попытаться объяснить всю эту историю с писателем Вороновым. И при этом меня не покидало ощущение, что на самом деле разгадка всей этой чертовщины плавает где-то на виду, на самой поверхности, болтаясь там как цветок в проруби.

Пора было собираться домой, чтобы как-то проанализировать увиденное. И тут к особисту подошел милиционер и что-то проговорил ему украдкой, указывая на меня. Тот выслушал и кивнул.

— Если у вас всё… — он снова смотрел на меня, — там в фойе у гардероба телефон, вас требует ваш шеф.

И он протянул мне мое удостоверение. Только теперь я понял, что он пока так и не вернул мне черную корочку. А я этого даже не заметил, точно он меня загипнотизировал.

В фойе было пусто, но я на всякий случай прикрыл ладонью телефонную трубку.

— Ну, как там? — поинтересовался Сотников.

— Нормально, — машинально, на автомате ответил я. С учетом того, что я ходил на осмотр места, где ранее восседал живой труп, более идиотского ответа, наверное, трудно было представить.

— Есть что-нибудь интересное?

Я неопределенно пожал плечами, совсем забыв, что это не видеосвязь. Но Сотников, похоже, мог видеть и посредством телефонной трубки.

— Ясно. Тут у Максима Юрьевича есть для нас новость. Одна штучка. Она была у Воронова в кармане. Чрезвычайно занятная.

— Что за штучка? — на сей раз солидным тоном осведомился я.

— Не пойми что. Приезжай, — кратко велел шеф.

А у меня был выбор?

И я поплелся на трамвайную остановку, мечтая лишь об одном — скорее спрятаться под навесом от палящего июльского солнца.

Вторично за день оказавшись в кабинете Сотникова, я увидел в комнате некоторые новшества. Под окном стоял большой вентилятор, натужно разгоняя по комнате тяжелые массы теплого воздуха. На столе замредактора, явно поджидая меня, стояла пара бутылок лимонада с запотевшим горлышком. Значит, где-то в помещении редакции был холодильник, надо будет взять это на заметку. Сам хозяин кабинета восседал в большом и глубоком кресле с вельветовой обшивкой. При виде меня он не поднялся, только жестом указал на лимонад. Мы с наслаждением промочили горло, к тому же лимонад был редкой марки «Крем-сода», желтого цвета и с очень вкусным ароматом, не то что будущие подделки этой марки.

Я кратко отчитался по своему визиту в библиотеку, по понятным причинам опустив свои наблюдения и соображения по поводу тематики книг и их авторства. По-моему Сотников не особо удивился или же просто уже давно был в курсе ситуации, и она потеряла для него и сенсационность, и новизну. Когда же мое повествование, наконец, иссякло, он сообщил:

— Тут ко мне Максим Юрьевич заходил.