Журналистика и разведка

— Это полотно называется «Ирис». Не правда ли, хорошая аллегория с теми мрачными временами? — задумчиво проговорил он. — Его подарил мне Мияги. Я храню его здесь как память о нашем совместном прошлом.

Ясуда вспомнил, что аресты соратников Зорге начались в октябре 1941 года. Взяли художника Мияги, известного журналиста Одзаки, принадлежащего к «мозговому тресту» премьер-министра принца Коноэ, вслед за ними настала очередь самого Рихарда. Ясуду арестовали позже, 8 июня 1942 года. В семь утра возле дома остановился автомобиль, одетые в гражданское люди предъявили ордер на арест и доставили в токийскую тюрьму для опасных преступников «Сугамо». Кто мог предположить тогда, что через считанные годы в этой тюрьме окажутся и премьер-министр Коноэ, и некоторые его соратники: министр иностранных дел Сигэмицу, видные генералы? Отсюда им суждено отправиться на эшафот и быть повешенными на борту американского линкора «Миссури» по приговору международного трибунала над главными японскими преступниками, развязавшими вместе с фашистской Германией Вторую мировую войну.

Кто предал Зорге и членов созданной им международной разведывательной группы в Японии? Этот вопрос задавал себе в тюрьме Ясуда, он возникал не раз в голове самого Рихарда, у его гражданской жены японки Ханако Исии, с которой я встретился в сентябре 1964 года в Токио, наконец, задавались им в течение многих лет и в штаб-квартире Главного разведывательного управления Советской Армии. Во время моего отпуска в Москве мне позвонил генерал-лейтенант Мильштейн, видный военный разведчик, и попросил согласиться на конспиративную встречу. Он подсел в мою машину на Арбатской площади. Разговор длился более часа. Главное, что хотел услышать генерал, кто же предал Рихарда Зорге? Заслуженный военный разведчик, имя которого сегодня упоминается в самых серьезных книгах, в том числе блестящем труде генерала КГБ Павла Судоплатова «Разведка и Кремль», явно переоценивал мои возможности. Откуда знать простому журналисту то, что до сих пор скрыто даже от глаз самых видных разведчиков и ученых, чья специальность — история спецслужб. В мое время уцелевшие соратники Зорге утверждали: в провале виноват некто Ито Рицу, бывший член ЦК японской компартии. Он сказал первое слово. Арестованные по его доносу люди под пытками назвали другие имена. Художник Мияги попытался в тюрьме покончить с собой. Неудачно, только искалечился. Его подвергли новым пыткам, и он заговорил. Через некоторое время японская контрразведка расшифровала все сообщения, которые отправлял в Москву в течение пяти лет радист Зорге Клаузен. Зорге понял: молчать бесполезно. И он начал давать показания. Официальная версия его решения такова — взять на себя всю ответственность, чтобы смягчить вину соратников и друзей. Мне же кажется, Рихард руководствовался и еще одним соображением — оставить строго документальное свидетельство о деятельности своей группы. Вначале у него теплилась надежда, что Москва может договориться с Токио об обмене его и боевых товарищей на японских агентов, отбывающих заключение в Союзе. Однако со временем стало ясно: Сталин не согласится на подобную рокировку. Чтобы в истории остался хотя бы краткий, но достоверный след, Зорге нарушил обет молчания.

Его вызывали к следователю ежедневно к девяти утра и держали до трех. После краткого перерыва допрос возобновлялся и заканчивался поздно ночью. Совсем как у нас после войны в лагере военнопленных в Сучане. Материалы по делу якобы не сохранились. Часть документов вроде сгорела во время американской бомбардировки в результате пожара в Министерстве юстиции. Другую часть сожгли сами японцы сразу же после подписания акта о капитуляции. Наконец, все оставшиеся материалы следствия и судебного процесса конфисковал начальник разведотдела штаба американских войск генерал Уиллоуби сразу после оккупации и переправил их в США. Для изучения опыта советской разведки в Японии под эгидой Пентагона в Вашингтоне создали специальную группу в составе высших офицеров и гражданских специалистов. Члены группы выехали в Токио и работали там полгода. По возвращении они представили в военное министерство секретный доклад объемом в две тысячи страниц. Позднее небольшие выдержки из доклада появились в американской прессе как «Меморандум министерства национальной обороны для печати».