Журналисты не отдыхают

Но Геббельс ввел в широкий обиход и такую вещь как эшелонированная пропаганда. Которую, вот уж смешно, он позаимствовал у масонов. Смысл в том, что одной социальной группе говорят одно, а другой - иное. Ещё одну наработку Геббельса я использовал в "Красном журналисте", где имелась рубрика "ответ нашим недругам". Там анализировались антисоветские высказывания эмигрантов и буржуев. Причем, не идиотские, а серьезные. Это тоже было у Геббельса. Только на радио. Передачи вел англичанин-эмигрант Уильям Джойс. Они были рассчитаны на интеллектуалов. Джойс комментировал передачи английского радио, которое, несмотря на запрет, шибко умные всё равно слушали*. Характерно, что после победы британцы его повесили. Хотя он лично ни разу не выстрелил.

(* В Германии на руках было слишком много радиоприемников, чтобы пытаться их изъять, как это сделали с началом войны в СССР. К тому же Европа маленькая. "Вражьи голоса" ловились на самую дрянную аппаратуру. Примечательно, что в Вермахте для офицеров читали специальные лекции на тему "почему не надо слушать английское радио". Значит, офицеры тоже слушали.)

Я несколько задумался. Геббельс терпеливо ждал. Ничего, это он ко мне пришел.

-- Так что вы хотите?

-- Я бы хотел у вас работать. В России.

-- Почему в России?

Геббельс усмехнулся.

-- Настоящие дела делаются в головной конторе, а не в филиалах. Думаю, я смогу быть вам полезен.

-- Но ведь вы не знаете России.

-- Люди всё-таки всюду в основе одинаковы. Ведь вы читаете Гёте и Шиллера, а мы - Толстого и Чехова.

-- А про Достоевского вы не упомянули.

-- Я же не дурак. Понимаю, что для людей, у которых хватило воли взять власть, Достоевский чужд.

-- Что ж, хорошо. Давайте на пробу вы мне напишите статью "письмо французскому рабочему" от имени немецкого собрата.

Геббельс оживился.

-- Я понимаю тема: зачем нам воевать?

-- Правильно понимаете. До завтра успеете?

-- Если вы не против, я могу это сделать прямо сейчас.

Я выразил согласие и протянул ему листы бумаги, ручка у товарища была своя. Йозеф думал минут десять, потом начал строчить, почти не останавливаясь. Как Миша. Я стал читать местную газету, проштудировал передовицу, перешел к следующей странице, когда Геббельс протянул мне исписанные листы. Тут как раз заглянула Светлана.

Йозеф вскочил как ужаленный и галантно поклонился.

-- Светлана, познакомься, это товарищ Геббельс.

-- Фройлян, я счастлив видеть прекрасную валькирию...

Я хмыкнул. Валькирий я представлял по картине Константина Васильева, Светлана на ту тетку была ну совсем не похожа.

-- Вот погляди, товарищ написал при мне...

Я решил дать материал на прочтение подруге - для неё-то этот человек никто. Да и немецкий она знает лучше.

Подруга пробежала материал.

-- Он что, в самом деле это вот тут написал?

-- Минут за сорок.

-- Слушай, да это ведь находка! Блестящий материал. Так только Миша может. А что он хочет.

-- Проситься в Россию работать.

-- Бери!

-- Что ж, товарищ Геббельс вы нам подходите. Остается обговорить чисто технические детали...

У меня было право приглашать на работу кого угодно. Конечно, если они не борзели по поводу оплаты. Но Геббельсу было на это наплевать. Так что вскоре мы распрощались.

А я задумался. Интересно, имелись ли у этого персонажа хоть какие-то взгляды? К примеру, антисемитом он точно не был. А вот националистом или левым? Скорее всего, он ненавидел всех. Не такое редкое дело для хромого карлика. К тому же ему явно хотелось прислониться к СИЛЕ. В той истории ему подвернулись нацисты, а тут мы. Ничего, сойдут и такие...

Мы пионеры, дети рабочих

Вернувшись из Кёнига, я дал отмашку на свою следующую акцию. Хотя готовились мы к ней давно. И даже мой визит в Восточную Пруссию в том числе был связан и с ней.

А дело в том, что мы стали раскручивать идею пионерской организации. Причем, я ведь был не только медиа-магнат. У нас были очень хорошие отношения с комсомольцами и вообще продвинутой молодежью. Мы со Светланой смотрелись как в моей юности - звезды Ленинградского Рок-клуба*. Молодые, наглые и веселые. К тому же, овеянные очень преувеличенной славой наших боевых похождений. И ведь не мы эту славу преувеличивали. Мы всегда честно говорили, что ничего такого не сделали. Но молодежь хочет иметь героев.

(* Тут надо понимать, что комсомольцев в это время было очень немного. Зато это были убежденные люди. Так что ГГ и его друзья были популярны в весьма узкой и специфической среде. Именно поэтому он и вспоминает Ленинградский Рок-клуб.)

А для тех, кто понимал, что воевать слабоват, был умный и талантливый Миша. Тоже путь в Революцию.

Мы эту свою популярность поддерживали. Устраивали лекции и разные диспуты, которые я позаимствовал из более поздней эпохи. Мы старались взять под контроль ту радикальную молодежь, которая в моей истории поддерживала троцкистов.

Так что наша инициатива мгновенно получила поддержку. На ряде заводов Москвы и Питера стали создаваться пионерские организации. (Слово мы тоже подкинули.)