Журналисты не отдыхают

Кстати, коричневый цвет вряд ли станет символом германских националистов. Ведь что вышло в моей истории? Лидерам НСДАП хотелось одеть своих ребят в военизированную униформу. Вот только партия тогда была очень бедной. Но кто ищет, тот всегда найдет. И нашли. На складах рейхсвера лежала светло-коричневая форма для колониальных войск. Но после Версальского договора ни о каких колониях речь уже не шла. Так что эту форму спихнули нацистам за смешные деньги.

Сейчас с колониями тоже было не слишком — их во время Войны захватили англичане. Но имелась надежда их отвоевать.

Но что там всё-таки с убийством Людендорфа?

Оно было выгодно сионистам, потому как евреев стали в Германии преследовать, а значит — у евреев появилось больше стимулов ехать в Палестину.

Оно было выгодно французам. Людендорф их ненавидел чуть ли не больше, чем евреев. Он был за скорейшее развязывание новой войны.

Смерть генерала была выгодна и нашим. Людендорф являлся сторонником «похода на восток» с целью отхватить всё, что только можно. Другие влиятельные лица в Германии придерживались более умеренной позиции.

Через два дня после опубликования первых результатов расследования я пришел на прием к Ленину — и убедил его выступить с заявлением, что большевики отказываются от террористических методов и призывают всех последовать их примеру. Ленин вообще-то и так не являлся сторонником терроризма. Но ведь иногда приходится… Но у нас-то в запасе были анархисты и многие иные… А большевики за них не отвечают.

«Церкви и тюрьмы сравняем с землей»

Шаг за шагом, сам черт не брат,

Солнцу время, Луне часы,
Словно в оттепель снегопад,
По земле проходили мы.
Нас величали черной чумой,
Нечистой силой честили нас,
Когда мы шли, как по передовой,
Под прицелом пристальных глаз.
Будь что будет! Что было, ЕСТЬ!
Смех да слезы, а чем еще жить?
И если песню не суждено допеть,
Так хотя бы успеть сложить.[160]

— А, вы думаете, что думаете, мы вот так и будем до конца века околачиваться у ворот этого поганого монастыря? Ну, все отойдите! — Заорал здоровенный тип, одетый с ног до головы в кожу.

Чернорубашечники стали оттеснять собравшуюся публику. Несколько их ребят возились возле монастырских ворот. Но вот и они опрометью бросились оттуда. А там грохнул взрыв, в воздухе поднялись клубы дыма.

Динамитные шашки своё дело сделали. Массивные монастырские ворота, которые, возможно, защищали святых отцов от средневековых грабителей, не смогли противостоять современной технике.

— Вперед! Бей папистов! — Заорал командир чернорубашечников.

В ворота ринулись вооруженные винтовками боевые отряды революционеров, а за ними и пролетарские массы из Турина, у которых на вооружении имелись лишь разные тяжелые бытовые предметы.

Во дворе монастыря несколько монахов, подняв кресты, пытались остановить вторжение. Их просто отшвырнули. Чернорубашечники и пролетарские массы растеклись по монастырю.

Вскоре во двор, где обосновался главарь революционеров, выволокли настоятеля монастыря.

— Где оружие? — Спросил литейщик Марко Люцини, за свой огромный рост, не менее огромные кулаки и бешеный характер получивший от товарищей незатейливую кличку Торо, что значит «бык». Прозвище несколько двусмысленное — бык ведь не самое умное животное, но Марко не обижался. Тем более, что ребята его уважали. Сейчас он являлся командиром одного из «Отрядов пролетарского гнева».

— У нас нет оружия! — Ответил настоятель.

— Так уж и нет. А если мы хорошо поищем?

— У нас нет оружия!

Но тут из какого-то монастырского выхода вылезли двое рабочих. Они тащили пачки каких-то бумаг.

— Командир! Глядите, что мы нашли в келье настоятеля!

Торо проглядел бумаги. Он был не шибко грамотный, но читать-то умел. Разобравшись в том, что там написано, Торо поглядел на попов с высоты своего огромного роста.

— Это листовки папистов. Так? Ну, что ж. Вы сами выбрали свою судьбу. Ребята, вон там стенка.

— Вы не посмеете! — Крикнул настоятель.

— Ещё как посмею. — Торо вытащил из кобуры Мазузер. — Я сам в вас, паразитов, буду стрелять.

Вскоре во дворе начались выстрелы. А ведь в главное в таком деле — начать. Расстреляли двадцать двух монахов. До остальных как-то руки не дошли. Ну, а дальше вышло как всегда. Следом за революционерами в монастырь подтянулась разнообразная сволочь. Так что разграблен он был полностью. Утащили всё, что было не прибито гвоздями. А что было прибито — отодрали и тоже утащили. Революция в Северной Италии набирала обороты.