Жуть-2

Чего-то не хватает. Кого же я упустил?

И тут до меня дошло. Тот мужик с ножом, он вскрыл себе вены, хотя еще немного и помер бы сам. Он убил себя. Себя! «Всех, кого увидишь».

Я вышел в коридор, там у нас зеркало.

Вот оно что…

Вода в ванной тёплая, я залез в одежде, всегда мечтал это сделать. А перед этим напился, ох как же я напился, едва держался на ногах, точнее на четвереньках едва держался. И вот я забрался в теплую воду и взял нож. И я вскрыл себе вены.

Как приятно пахнет пена — лавандой и апельсином, это она выбирала, приятный аромат, я сделал себе ванну с пеной, с пышной белой пеной ванну. И в ней вскрыл себе вены.

Это было похоже на течь в скафандре, когда ты на другой планете или в космосе, и лишь тонкая серая оболочка отделяет тебя от вселенского холода. И вот ты нарушаешь эту абсурдную целостность — я продырявил её сразу в двух местах, и тепло стало вытекать, и с этим теплом понеслась прочь моя жизнь. Её место занимал холод. Теперь понятно, зачем вода должна быть теплой. Холодно без крови.

Смерть спустилась ко мне на пенистом проспиртованном облаке, в одной руке она держала ветку лаванды, а в другой апельсин.

8.

Утро. Я проснулся от грохота, что кто-то выбил дверь в квартиру. Кто-то выбил к черту железную дверь! Черная форма, полиция, их оружие игриво подмигивает — это другой день! Другой! Я прошел! Мужики в синей форме, светоотражающие полосы, санитары, меня тащат в коридор. Там жутко воняет.

На меня смотрят какие-то люди, блестят глазами, губами, от них пахнет обувью, улицей и сигаретами, с лестницы тянутся вздохи и гул голосов. Меня тащат прочь, я улыбаюсь, я прошел, я счастлив.

Конечно, теперь уже очевидно, что этого всего вчера не было, этих людей точно не было, они, их так много, и они не пытаются меня убить.

Прошел!

Меня сажают в автозак, в отдельную клетку, отдельную от остального пространства, здесь пахнет кислой рвотой и мочой, запирают, напротив садится сержант. Хмурый сержант, в мятой форме, с укороченным «калашниковым», сержант-сержант, скажи мне, что происходит:

— Ты убил жену и ребёнка, вот что.

— Но я прошел, — улыбаюсь я.

— Ты убийца, — отвечает он, отворачиваясь.

Рядом с темнотой Максим Кабир

На третий день отпуска Вика отправилась в радоновые пещеры. С площадки, откуда стартовал поезд, открывался великолепный вид на Альпы, впрочем, великолепный вид был здесь повсюду. Скалы, притрушенные снегом, как куличи сахаром и низкие беспокойные облака над ними. Белое, серое и голубое. Вике, выросшей в российском миллионнике, казалось, что кто-то распечатал гигантские фотообои и обернул ими замкнутый мирок здравницы. Избыточная, ошарашивающая красота. Горные хребты словно бы отвлекали от общего запустения в самом городке, где из-под налёта роскоши уже проступало увядание. Туристов привлекали современные горнолыжные курорты выше по склону. Унитарные шале вместо помпезных гостиниц.

Вика облокотилась о парапет, посмотрела вниз на красную черепицу зданий. Пик готической церкви устремлялся в небо. Башенные часы отмеряли минуты, дни, годы…

Старинный императорский курорт примостился на горных уступах, весь состоящий из ярусов, мостиков и балкончиков. Террасы соединялись крутыми лестницами, по ним карабкались редкие пешеходы. Вон компания шумного молодняка на парковке — сноубордисты, спустившиеся освежиться минералкой.

Облака напомнили Вике иллюстрации из Библии, которую подарила ей в детстве бабушка. Грандиозные, ветхозаветные, прореженные солнечными лучами — с таких облаков на бренную землю взирал бородатый Саваоф.

— Ляпота! — сказал Юра, умудряясь говорить и одновременно зевать — с хрустом и рыком. Соотечественник, сосед по гостинице, он был типичным «руссо туристо», шумным, взбалмошным и надоедливым. Вика рассчитывала хотя бы в горах отдохнуть от земляков. В компактной здравнице она постоянно напарывалась на Юру, и подозревала, что он подстраивает под неё маршрут.

— Да, отличное утро, — сдержанно сказала Вика. И заторопилась к жёлтым вагончикам, юркнула на сидение рядом с молодой негритянкой. Хрена с два она предоставит назойливому Юре уши.

Поезд тронулся, покатил в выдолбленный кирками туннель. Интернет утверждал, что здешний климат не оставит Викиному тонзиллиту никаких шансов.

Она покинула родину два года назад. В двадцать пять начала жизнь с чистого листа. Снимала комнатушку на окраине сумрачного Дрездена, продавала кошачий корм в зоомагазине. И сама пропахла сухим комом. Два года вертелась, как белка в пословице. Она заслужила этот отпуск. Заслужила провести его не дома, слушая, как мать грызётся с отчимом, наблюдая, как спиваются бывшие одногруппники. Нет, чёрт подери, она вкалывала за каждый глоток альпийского воздуха, за каждый глоток колючей горной воды.

Соседка по квартире рванула в Баден-Баден на панк-концерт. Вика выбрала тихий Австрийский городок, декорации к фильму о Прекрасной эпохе. Потрясающий кофе и преступно калорийное фондю на ужин.