Жуть-2

Иду в ванную. Умылся, вытер лицо, почистил зубы, зашел на кухню. Жена стоит спиной к столешнице, облокотилась на неё, руки за спиной.

— Зачем окна закрыла, — спрашиваю, — темноты, что ли мало?

— Буди сына, — холодно, как с вещью говорит.

Надо бы с ней помириться, иначе одни минусы. Вот, зачем она встала так рано? Что делала всё это время, пока я спал? Ведь даже кофе не сварила. Злится. До чего же вредная тварь. Злится и смотрит в пол. Тварь.

Иду в комнату сына. В зеркале, которое висит в коридоре, вижу — и она за мной тащится. Может, я забыл про его день рождения? Нет, бред, сейчас вроде осень, а у него весной. Открываю дверь, захожу в антохину комнату, здесь тоже темно, окна за темно-синей непрозрачной шторой. Подхожу к сыну. Кричу:

— Подъём, — это традиция кричать утром, меня отец так будил, военный в третьем колене. — Подъем была команда!

Не шевелится, я цепляю одеяло пальцем и откидываю прочь, как шкурку с бледной мякоти банана, прочь с кровати. Подъем, я сказал. Это приказ н-на!

Антоха лежит, бледный, глаза полуоткрыты. Бледный. Я наклоняюсь, трогаю лоб, и что-то колет меня в спину, я чувствую холод, чувствую сталь, это нож, острый и длинный, проникает в меня, входит между ребёр, царапает кость, скрипит и рвётся моя рубашка, нож входит глубже, очень быстро доходит до сердца, колет. Больно. Лопается спелый томат. Вытекает мякоть, это сердце, это кровь, это она убивает меня, сзади. И меня тоже. Тварь. Почему?

2.

Утро. Вчера мы поссорились. Ночью мне снились кошмары. Бред, конечно, но страшные. Мне было больно. Я сажусь на кровать и вижу шторы, тяжелые тёмные шторы на окне, они мешают свету, охраняют темноту спальни, будто еще ночь.

Это было. Это было точно так, но будто во сне.

Иду в ванную, умываюсь, чищу зубы, она стоит, облокотившись на столешницу, смотрит в пол. Тёмные шторы и здесь тоже. Зачем, черт побери, зачем?

— Буди сына.

От этих слов мороз по коже.

— Что с ним? — спрашиваю.

— Иди проверь, — её бровь предательски дёргается.

Иду по коридору, она идёт за мной, руки за спиной — там нож. Это было. Я помню. Антоха уже мёртв.

Подхожу к кровати, беру одеяло и оборачиваюсь. У неё в руках нож, и она удивлена, Вот те на!.. откуда я знал?.. перехватываю нож, толкаю эту тварь к стене, я же мужчина, я сильнее. Что ты скажешь теперь? Как ты ответишь? Кричу ей в лицо:

— ЗАЧЕМ?!

Забивается в угол, ревёт, молчит. Ревёт. Тварь.

Я беру телефон, набираю «112». Черт, гудка нет, ничего нет. Тишина.

— Ты обрезала провод? — спрашиваю, ору, — Тварь, ты зачем обрезала провод?

Мотает головой, размазывает сопли, ревёт.

Ничего себе ситуация, меня всего колотит, даже нож в руках трясётся. Хочется его воткнуть, вдавить, чтобы потекла кровь. Куда?.. в сердце?.. в живот?.. в шею?.. перерезать ей горло? Меня колотит, и ноги трясутся, как в школе у доски, когда три дня зубрил, чтобы вызвали, и вот вызвали. Она задушила сына. Это было? Это правда?

Подхожу к антохиной кровати — да, правда, и уже было.

Я не знаю, что делать. Это кошмар, он здесь, я не знаю что делать, не знаю. Оказываюсь у окна, срываю тёмно-синюю штору, свет бьёт в глаза, я жмурюсь. Жена ревёт. За окном соседний дом, ловит рассвет, как парус ветер, прямо напротив нашего окна, через детскую площадку, там тоже люди, там нормальная жизнь, нормальное утро. Кофе, оладушки. Живые дети.

Теперь у меня нет сына. Нет моего Антохи.

Колотится сердце, в глаза накатывают волны колючей, шипучей темноты, заливают голову, жмут сверху. Это давление, или рушится мир?

— Зачем? Да что с тобой? Зачем?!

Ревёт. Надо вызвать полицию. Медиков, санитаров, МЧС, кого-нибудь. Надо пойти к соседям, у них есть телефон. А у меня есть мобильный. Достаю — нет сигнала. Вынула симку. Тварь. Сжимаю нож, сейчас ударю, сейчас убью, пусть спишут на состояние аффекта, на вспышку безудержного гнева, на злость, на гнев, на отчаяние, на помутившийся разум, на что угодно. Или на меня?

И её и сына — на меня? Нет. Нельзя.

В дверь звонят. Запираю комнату, иду открывать. Смотрю в глазок — там какой-то мужик. Одет прилично, рожа мрачная, но будто знакомая. Утром. Хмурый мужик. Открываю. Он толкает на меня дверь, сбивает с ног, я падаю, спотыкаясь о ботинки, он замахивается и бьёт, над глазом взрывается боль, и звон, и течёт по лицу, и обжигает. Разбили, как арбуз, он лопнул, теперь не собрать, моя склянка рассыпалась. Что это? За что…

3.

Утро. Вчера мы поссорились. Ночью мне снились кошмары. Один за другим, дурные, очень страшные вещи. Будто у меня нет больше сына, будто жена убила его. Встаю, на окнах глухие шторы. Висят кольчугой, отбирают у меня свет, они любят ночь. Я их об этом не просил, мне этого не надо. Я знаю, что будет сегодня, я это уже видел.

Дважды.

Ванная, просыпаюсь, чищу зубы. Тварь:

— Буди сына.

Я не тороплюсь, спрашиваю:

— Зачем на окнах шторы, что происходит?

— Я сказала, — скрипит зубами и бледнеет, — иди буди сына.

— Которого ты убила? — «Да, милая, сегодня всё будет по-другому».