Жуть-2

Преисполненный восторга, я бросился к площадке с орудиями. Бедуины, в их числе и Салем, устремились к железнодорожному полотну. Ложбину наполнили винтовочные выстрелы. Я обернулся, замер, всмотрелся.

Турки выскакивали из изрешечённых вагонов, искали укрытия за насыпью. Разорванная цепь вагонов дрожала от бьющего со скал свинцового града. А потом надо мной зачастили огнём пулемёты Льюиса. Турок смело с вагонных крыш, точно связки тряпья. В облаке жёлтых щепок и кровавых брызг. Аргументы наших орудий впечатляли.

Избежавшие вездесущих пуль турки попрятались в выемке под мостом, за одиннадцатифутовой насыпью и вагонными колёсами. Они встретили арабов огнём в упор. Я добрался до Льюиса и Стокса, как раз в тот момент, когда мортира дала первый залп. Позади поезда взметнулся красно-жёлтый фонтан. Стокс кивнул своим расчётам, прикоснулся к прицельному винту — и убежище турок под мостом опустошил огонь.

— Так! — поддержал Льюис, снова вступая в бой. Его пулемёты выели подчистую три ленты и замолчали.

Песок за «железкой» покрывали мёртвые тела. Ликующие арабы вскрывали истерзанные вагоны, грабили поезд с остервенением заправских мародёров.

В провал рухнувшего моста упал передний вагон. Перевозимые больные превратились в раздавленную гору плоти, истекающую кровью, слабыми стонами двух-трёх голосов. Вагон раскололся вдребезги. Желтолицый турок на самом верху груды бредил в лихорадке. Хусейн убил его выстрелом в голову. Милосердие свинца.

Несколько сошедших с рельс вагонов разбились, их рамы выгнулись. Гремучий студень превратил второй паровоз в дымящийся железный лом. Задние колёса оторвало, как и часть огненной коробки. Тендер и паровозную рубку железными клочками раскидало между мостовыми устоями. Передний паровоз полуопрокинулся, сойдя с рельс. Невредимый кулисный механизм продолжал вращать ведущие колёса, словно настигнутая пулей лошадь, в агонии бьющая копытами.

Полуголые арабы в долине совсем обезумели от успеха и добычи. Визжали, палили в небо, вскрывали сундуки, вспарывали огромные тюки, набрасывались друг на друга с кулаками. Всё, что им не нравилось, они попросту уничтожали. Бедуины раскидали вокруг ковры, матрацы, одеяла, одежду, часы, кухонные горшки, украшения и оружие. Распределили и нагрузили до дрожи в коленях верблюдов. Около сорока женщин без покрывал вопили и хватались за волосы, затем бросились ко мне, видимо, узрев в моей пассивности осуждение грабежа. Их насмерть перепуганные мужья избавили меня от окриков и хватких рук, но только для того, чтобы самим броситься в мои ноги. Мерзкое зрелище. Как и беснующаяся толпа арабов — не отряд, а дикари.

Но главное — победа осталась за нами.

Мы уходили медленным караваном. Живые. Измотанные. И богатые.

* * *

Лоуренс Аравийский выжил при подрыве поезда в Хиджазе, хотя должен был погибнуть от турецкой пули…

Это с виду незначительное отклонение изменило ход истории. «Расслоение» породило ужасные последствия. США победило во Вьетнаме, а еженедельник Shit’time (не слышали о таком?) назвал Черчилля самым сексуальным мужчиной столетия…

Стоп.

Ничего этого не было. Не в твоей реальности, читатель. Лоуренс Аравийский действительно остался жив, а его отряд двинулся в путь, перегруженный скарбом, который сделал бы любое арабское племя богатым на долгие годы. Томас Эдвард Лоуренс выжил и написал знаменитые мемуары «Семь столпов мудрости». Так и было — открой своего виртуального помощника, проверь. В кампании по подрыву Хиджазской железной дороги Лоуренс получил тридцать два ранения. После был избит и жестоко изнасилован турецкими солдатами губернатора Хаким Бея. А умер в 1935 году, упав с мотоцикла — от удара головой о мостовую, после того, как пытался избежать столкновения с велосипедами мальчишек… Да только — оно тебе надо?

Зачем тебе альтернативная история, если ты не знаешь настоящей?

1-Х

Не тешьте себя иллюзией, что в историях важны идея, посыл и мораль. Не существует красивых и удачных узловых точек. Скрепи ворох рассказов любовью, или гремучим студнем, или прокисшей в туманах Англией — ничего не изменится. На выходе: голос рассказчика, искажённое безумие слов. Белый шум.

Меняйте порядок слов. Тасуйте даты. Играйте измерениями.

Пустое. Всё пустое.

Альтернатив человеческой кровожадности и любознательности — нет.

Вы могли бы придумать Ядерную пасту или Открывающий сознание ключ. Годом раньше или эпохой позже. Это мог бы сделать Ян Баритски или Кевин Стемпел. Не суть.

Вы изобрели и использовали всё это. С абсурдом и жестокостью. Во благо и во имя.

Потому что вы — люди.

Пишущие истории.

Но почему вы так часто макаете перо в кровь?

* * *

Вы ещё здесь? Тогда я прочту грустные стихи:

Если впрягся в этот поезд, побежишь ты очень быстро. По пустыне мёртвой-мёртвой от пера младого люда, редактуры той порожней, поголовного безрыбья. Ведь верблюд литературы — два горба и три парсека. В час, в минуту, в измеренье. Целый ворох публикаций, лжи и вшивых продолжений, мыслей дуростью томлённых, бесталанных подражаний и альтернатив сомнений.