Жуть-2

Осока, сорняк, гнёзда аистов на телефонных столбах. Пёсья перебранка, звон цепи. Дальше дорога ныряла в балки и круто ползла по холмам. На противоположном своём конце улица ожила. Группа старух топталась у немытого УАЗика. Курил, сплёвывая в лопухи, белобрысый водитель. Сельчане, на вид пыльные, как головки подсолнухов, в глухих платьях и чёрных косынках, проводили иномарку подозрительным шушуканьем.

— Нам сюда, — Варя стиснула кулачки.

«Тойота» затормозила около оврага. Из распахнутой калитки звучали приглушённые голоса.

— Я с тобой, — сказал Олег.

Девушка вдохнула полной грудью и выдохнула.

— Знаю, любимый.

Сдержано, как подобает на похоронах, они поприветствовали старух. Те заворчали, здороваясь. Точно заскрипели колодезные вороты.

Перед гостями простирался длинный двор. Олег взял спутницу за руку, и они пошли по примятой траве мимо сарайчиков, курятника, мимо задрапированного полиэтиленом трактора.

Тропка вела к большому, затенённому рябинами, дому. Дюжина старух и несколько старичков крутились у водружённого на колченогие стулья гроба. Варя сдавила крепче руку Олега, потом отпустила, зашагала к покойнице. Маланья лежала на шёлковых подушках, подставив выпуклые веки солнечным лучам.

«Смерть, — подумал Олег, — дело осеннее. Летом смерть нелепа, неуместна».

Варя взялась за бортик гроба, поправила без надобности косынку тёти.

Старушки притихли, посторонились. Посеменила к новоприбывшим худощавая женщина с чёрными усиками на верхней губе.

— Варвара!

Лицо Вари просветлело.

— Бабушка Оксана!

— Варвара, кровинушка, — женщина чмокнула Варю в лоб. — Маланья радуется, глядя с облачка на тебя. Як выросла, ба! Гарна яка! — пальцы бесцеремонно ущипнули Варю за щёку, — А це — муж твой? — бабушка Оксана причмокнула. — Красавец.

— Будущий муж, — уточнил Олег.

Стоя среди сельчан, он уловил едва ощутимый аромат, сладкий гнилостный запашок, и задался вопросом, пахнет это от живых старух, или от мёртвой, залежавшейся на жаре?

Жирные мухи роились над двориком, их отгоняла от покойницы очень толстая дама в бронзово-рыжем парике.

— Ох, Варвара, ты христосуйся с титкой, а Колю поклычу.

Варя наклонилась к гробу. Старухи следили, словно она была студенткой, сдающей экзамены, а они — строгими экзаменаторами. Олег косился на крыльцо дома. Прошла минута, и из сеней выбрался поджарый брюнет в костюме с чужого плеча.

— Ну, здравствуй, сестричка.

— Привет, — не зная, куда деть руки, Варя накручивала на пальцы волнистые пряди. Улыбка искусственная, как интонации GPS-навигатора. С братом она не обнялась, не поцеловалась. Расстояние между ними вместило бы гроб целиком.

— Получила, стало быть, весточку, — сказал брюнет. — Я бабы Оксаны внучку попросил отыскать тебя.

— Познакомься, Коль, — Варя словно желала скорее переключить внимание брата на кого-то другого, — мой жених…

— Примите соболезнования, — Олег пожал шершавую кисть мужчины.

На лбу Коли багровел необычный шрам, будто отпечаток птичьей лапы, пацифик без кружка.

— Принимаю, — Коля хлопнул в ладоши, — прощайтесь пока, я с водителем поговорю.

Варя, задумчивая, смотрела на покойницу, и Олегу хотелось прочесть её мысли. Подходили старухи, глядели, кивали, понимая о смерти больше городских, иногда что-то говорили мёртвой Маланье. Олег расслышал:

— Ты уж там замолви словечко за нас.

Плюгавый старичок подхромал, ведомый внуком-подростком.

— Скажи, Маланья, не воровал я зерно.

Следом приблизилась толстуха:

— Горобыному скажи, чтоб нас не чипал.

«Горобыный… — подумал зачарованно Олег, — две тысячи семнадцатый год, а у них — Горобыный»…

Но в процеженном горящими огарками полумраке, ему было вовсе не смешно. Слишком много совпадений. Гроза без дождя. И под капотом… ты же помнишь… за миг до удара.

Воробьи. Не меньше двух десятков. Чёрные глазки буравят человека.

«Прекрати!».

Он поймал прохладное запястье невесты.

— Слушай. Твой кузен не хочет, чтобы мы уезжали. Машина повреждена, скорее всего. Попробуем выйти к трассе и остановить попутку.

Варя оторопело кивнула.

— Что ему надо?

Из забытья, как ботинок вслед за утопленником, всплыл обрывок беседы.

Олег шёл к «тойоте», Коля подбоченился у крыльца. Закурил и смотрел с теплой улыбкой на прислонённую к штакетнику лопату. Не ею ли он?…

Сбавив шаг, Олег вдруг спросил:

— Где вы были шесть лет?

Коля глубоко затянулся и выпустил дым в сумерки. Почудилось, что глаза его сверкнули, как стекольца, отразившие молниевую вспышку.

— Работал на пашне у Горобыного. От звонка до звонка, тек сказать.

В сенях Варя замедлилась. Олег не сразу заметил, отвлечённый тревожным копошением за отворёнными дверьми. Словно кто-то приплясывал там, сгибался и разгибался, дурачась. Тень от потолочной балки перечёркивала икону у входа, пририсовывал святому Николаю клюв. Тьма, заполонившая хату, состояла из мелких слоистых клочков, из пёрышек…

А ещё он задался вопросом, не становится ли в доме темнее, будто невидимые губы задувают свечные язычки по одной.

— Варь, ты чего?

Гром сожрал слова.

Но для слов невесты сделал паузу.