Жуткое

– Не надо жалеть.

– Пожалуйста. Я поняла. Я все поняла.

– У нас еще будет время. Это не конец.

Софи сморгнула, и свет исчез.

Она села.

Одна в лесу с колотящимся сердцем.

Эйфория стихала, но она все еще держала холодную руку своего напарника. Прошло время – больше, чем было необходимо. На краю дороги Бенингтон видела сполохи полицейских мигалок, а спасатели и правоохранители были уже на полпути к «Тойоте».

Она же чувствовала, как Софи-вечный-скептик в ней пытается дискредитировать то, что она только что испытала, преуменьшить важность происшедшего, подвергнуть все жесткой критике, которая до сего момента была основой всей ее жизни.

И ее первым, инстинктивным побуждением было прислушаться и поступить так же, как она поступила бы раньше.

«Что дало тебе это неверие, кроме того, что оно причинило тебе боль и лишило тебя мужчины, которого ты любила?»

Нет.

Что-то произошло под кронами этих деревьев.

Что-то, чего она не может объяснить.

Что-то волшебное.

Во что она может только поверить.

Эпилог

Пейдж умирает.

Ей пять лет, и она жует мятную жвачку.

Он в «Тойоте».

В «Импале» отца 1974 года выпуска.

День.

Ночь.

«Слушайте внимательно, ребята, в один прекрасный день вы вспомните эту игру».

Навстречу, сквозь туман, летит защитный барьер.

Комментатор объявляет: «По реакции толпы вы можете понять, что произошло».

«Папочка», – это голос Пейдж.

«Папочка!» – стонет Пейдж.

Проклятье.

Рев мотора.

Грант напрягается, сообразив, что они с сестрой не пристегнуты, и не понимая, так ли это важно в данный момент.

«Все будет…» – голос Джима.

Прямо сквозь барьер.

Стрелка переходит красную черту, и мотор глохнет.

Грант слышит, как под ним вращаются колеса. Его и Пейдж поднимает с сиденья, и когда они вылетают из машины, он ударяется головой о потолок. Непреодолимое желание за что-то зацепиться, но он только крепче сжимает Пейдж, у которой совсем безумные глаза.

– Не бойся, Пейдж.

– Но мне страшно.

– Я буду защищать тебя.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Поклянись.

– Клянусь тебе, Пейдж. Я буду тебя защищать.

За ветровым стеклом покрытый снегом склон горы летит навстречу машине, нос которой теперь обращен к земле, и Гранта удерживает на сиденье только перегрузка.

За мгновение до удара он смотрит в глаза сестре.

– Однажды жила-была маленькая девочка, которую звали Пейдж.

– Как меня?

– Как тебя. И у нее был старший брат, которого звали Грант.

– Как тебя.

– Да, как меня.

– А у них были родители?

– Нет. Пейдж и Грант жили в красивом доме совсем одни, и они были очень храбрыми.

Звук сминаемого металла.

Удар снега, влетающего в машину.

Грант, все еще сжимающий сестру, вылетающий сквозь ветровое стекло.

И вот он на свободе, а под ним вниз по склону, в фонтане снега и осколков стекла, кувыркается «Тойота».

Пейдж уже нет у него в руках, а он продолжает взмывать ввысь – он уже выше верхушек деревьев и леса, раскинувшегося под ним.

Свет появляется, как булавочный укол, пронзающий лес внизу.

Он начинает расти.

Сначала медленно.

А потом все быстрее.

Он поглощает все, до чего дотрагивается, как пламя, распространяющееся из центра киноэкрана. В нем исчезают и деревья, и туман, и все еще летящая в бездну машина, и Гранту кажется, что весь мир – это просто покров, скрывающий слепящий свет.

Исчезает все, кроме одного.

Кроме нее.

Она плачет под ним в снегу.

Его куда-то тянет, но он сопротивляется, стараясь спуститься.

А потом он оказывается рядом с ней.

Это самый чувственный момент его существования.

Совершенно ничем не ограниченное общение.

Сознания с сознанием.

Времени мало, но он пользуется каждым мгновением, наслаждается каждым словом.

Его отрывают.

А потом…

– Папа, ты здесь?

– Здесь.

– Тут так светло…

– Не закрывай глаза. Просто смотри. Несмотря ни на что.

– Я ничего не чувствую.

– Это пройдет. Продолжай смотреть.

Свет везде, он касается всего. Грант чувствует, как его тело улетает от него, словно песок, сдутый ветром. Боль, и старая, и новая, исчезает.

Свет начинает дробиться. Сжимается до величины светящихся точек. Им несть числа.

– Это звезды?

Пейдж. Голос не ее, но это она.

– Некоторые – да.

– И мы летим туда?

– Если хочешь. Мы можем лететь, куда ты захочешь.

– А мы можем увидеть маму?

– Конечно. И всех остальных.

– Я не понимаю.

– Потом поймешь.

Все точки света вдруг вытягиваются в их сторону, как будто кто-то зовет их.

Дети колеблются, а звезды проносятся мимо, как каскады воды.

Отец подталкивает их вперед.