Жы-Шы

– Хо… ну… разные люди на свете живут… Некоторые и сиротам помогают… Нет, телик, конечно, отвлекает и мозги может засрать, но я не согласна, что так уже прямо он думать отучает. Я вот вполне себе телезрительница, а дурой себя не считаю…

– Сколько тебе лет? – прищурившись, спросил Лютый.

– Понимаю, вопрос с подвохом, но отвечу честно – двадцать один скоро стукнет.

– И что ты сделала в свои двадцать?

– Альбом вот… скоро допишу…

– Не хочу показаться занудой, но до наступления тоталитарной «эпохи телевидения» люди к двадцати годам уже были взрослыми и состоявшимися. То есть успели многое сделать и умели брать на себя ответственность. Рэмбо к семнадцати написал все, что он написал, Гайдар в шестнадцать командовал полком, это – хрестоматийные примеры, но они – показательны. Почему одни поколения взрослели быстро, а другие – не повзрослеют никогда? Телевидение делает людей инфантильными, декорируя их мир удобоваримыми, успокоительными образами. Тем, кто владеет телевидением, не выгодно, чтобы люди взрослели, самостоятельно и независимо думали, брали на себя ответственность… Так-то вот.

– Ну… как же… – я, кажется, расстроилась, – как же быть мне, артистке? Я хочу, чтобы миллионы людей смотрели на меня по телевизору!

– А Сара Бернар? А великие актеры елизаветинской эпохи? – вмешался Никита, – они обращались к людям со сцены, но это не умаляет их значимости.

И тут же, глядя на мое расстроенное лицо, быстро добавил:

– Конечно, не стоит отказываться от достижений техники. Ты можешь снимать свои концерты на видео, паковать их в DVD, люди станут покупать и смотреть их не как вынужденную паузу между двумя реалити-шоу и обертку для семи рекламных блоков, а потому что захотят увидеть именно тебя.

– Взгляни на факты только в своей профессиональной области, – развел руками Лютый, – кого из поп-артистов показывают по телевизору? Тебя вообще устраивает содержание музыкальных программ?

Я отрицательно помотала головой.

– Твои клипы ставят за деньги, стопудняк! Продюсер хлопочет. Хлопочет ведь? – подлил дегтя Сандро.

– Во все предыдущие десятилетия, – спокойно продолжил Лютый, – в музыке на ТВ было хоть что-то… проскакивала искра, хоть изредка чувствовался талант. А последнее десятилетие? Пустота, мрак, бессмыслица! Потому что телемагнатам теперь мало контролировать, они хотят сами создавать, они примеряют на себя одежду богов. Никто не ищет гениев, никто не поддерживает таланты. Они решили управлять искусством, как коммунистические бонзы. Построили «фабрики» и штампуют на них посредственную дребедень. Они подменили собой творчество и вдохновение. Те художники, которым почему-то важно оказаться в телевизоре, больше не самовыражаются, они вынуждены выполнять заказ… И все это – на фоне пошлого шутовства.

– Так что же, – я оказалась окончательно сбита с толку и деморализована, – запретить телевидение вообще? Это ведь такой же тоталитаризм, как тот, на который вы нападаете.

– Да нет, зачем же запрещать, – Анка задумчиво выпустила тонкую струйку дыма, – пусть будет, но – на своем месте. В Древнем Риме люди любили предаваться оргиям, ели-пили вокруг огромного стола, иногда по нескольку суток… Время от времени, когда желание пировать еще не проходило, а физические возможности уже не позволяли, мимо проходил раб с длинным пером и большим подносом. Тот, кто в этом нуждался, опускал перо себе в рот, щекотал нёбо, вызывал рвотный рефлекс и очищал желудок прямо на поднос. Чтобы продолжить пировать. В роли такого раба телевидение будет смотреться, пардон за каламбур, вполне органично… Устал от жизни, включил телик, прочистил желудок и – дальше жить!

Короче, эти геббельсы промыли мне мозги. В тот момент я презирала телевидение даже сильнее, чем все они вместе взятые. А они снова заспорили о подвигах. Кто-то хотел разоблачать, кто-то пропагандировать, Сандро призывал всех к радикальным мерам – выйти на улицы, захватить телебашню, взять в плен телебосса… Уравновешенный Никита урезонивал его, призывая ограничиться пропагандой в Интернет-пространстве… Наконец все устали и ненадолго затихли.

Илона раскурила кальян и пустила его по кругу.

– Не знаю… А может, ну их, эти подвиги? Что-то слишком много мороки с ними!

– А чем тогда займемся?

– Не понятно…

– Для начала рванем в Стокгольм! Какого числа концерт? Пятого? У всех с шенгеном в порядке? Завтра позвоним в SwissAir, закажем билеты…

– Там можно жить прямо в корабликах, на воде…

– А мне рассказывали, что в Стокгольме тусует чувак из рода Гамлета…

– Почему не в Копенгагене?

– Потому что не знает о банальной логике.

– Отлично!

– Пер-р-рфэ-эктно!

– Рэдиохэд и потомок Гамлета… Это – моя компания! Я уже одной ногой в Стокгольме!

– Только давайте договоримся на берегу! Никаких прогулок «памятными тропами Стриндберга»! Никаких прудов, где до сих пор плавает Гадкий Утенок. Никаких забегаловок, рядом с которыми Гамсун изнывал от голода…

– Он изнывал в Норвегии. А Гадкий Утенок, в статусе Лебедя, давно издох где-то под Копенгагеном.

– Да какая разница!

ГЛАВА 11 ФОТОГРАФ АГЕЕВ