Жы-Шы

– Сла-а-авка-а-а, – в голосе Анки появляются мечтательные интонации, – он был сумасшедшим! Бешеным! Диким! И… несчастным. Героем он был, настоящим героем, – Анка говорит с такой убежденностью, что я начинаю подозревать ее. Только врожденное чувство такта мешает мне спросить прямо: уж не была ли ты в него влюблена?

– Вот расскажу тебе одну историю для примера. Как-то раз пафосный клуб настойчиво зазывал его на какую-то презентацию, сам ведь знаешь, клубам селебритиз нужны, как рыбакам наживка, чтобы перед гостями/спонсорами понтоваться и в светской хронике мелькать. Славка долго отнекивался, но вдруг согласился. Поставил условие – отдельный столик в VIP-зоне – полный фарш, с бухлом, закусками. И еще сказал, что придет с компанией друзей.

Появился роскошно – в лимузине с мигалками. Твои коллеги-папарацци все фотовспышки спалили. Вышел из лимузина как барин, с тростью, пальцы в перстнях, шикарная шляпа и дорогая шуба. Ух! За ним – еще четыре человека в шубах. Прошли кортежем, наглый фейсконтрольщик кланялся и открывал двери, короче, все расшаркались. В гардеробе эти друзья свои шубы скинули, и тут… общий шок! Все они оказались… кем бы ты думал?

– Группой Coldplay?

– Бомжами с вокзала!

– !!!!!!!!!!!

Я могу лишь изумленно присвистнуть. У Анки загораются глаза. Теперь понятно, что ее возбуждают не люди, а поступки.

– Все просто по стенкам сползли! В этом клубешнике! Олигархи, проститутки, промоутеры, пушеры, вся эта светская шелупонь! И никто даже пикнуть не посмел! Славка и вся компания, которую он подобрал на вокзале буквально за час до этого, гордо прошествовали за свой стол в VIPе, сидели там… ели, пили, курили, а все только на них и пялились… Во кураж!

– Ну… Значит, клуб не в накладе. Получил внеплановое фрик-шоу…

– Да, их традиционный спорт – слопать рыбку, не прерывая коитуса, – Анка резко гаснет. – Всё вокруг – фрик-шоу… Что бы ты ни пытался сказать или сделать, это будут воспринимать как фрик-шоу. Или – флэш-моб, на худой конец…

– Не грусти, – я накрываю своей ладонью ее худую кисть. – Ты хотела мне что-то рассказать?

– Да нет…

– Не спорь, хотела! Ты говорила про дневник и сказала «…Славка отдал мне его, когда я…» Так что – «когда ты…»?

– Нет, ничего.

– Так нечестно. Слишком по-женски. Ты хочешь, чтобы я вписался в эту историю, разруливал ее, а ты будешь скрывать от меня уродливые прыщики! Запомни, мелочей в нашем деле не бывает, – цитирую я Ройзмана.

– Это шантаж. Тебе не идет.

– Мне бабушкина кофта не идет. Так ты говорила, он отдал тебе дневник, когда ты…

– Когда я… Ну… мне кажется, – она бледнеет и стискивает погасшую трубку. – Когда я убила его…

Тишина начинает звенеть, а затем накрывает нас ватным куполом. Даже птицы перестали посвистывать.

– Ты?! Убила?! Что за бред?

– Я. Это сделала я. Конечно, я не толкала его с балкона… но… я подтолкнула ситуацию, – Анка улыбается, как ребенок, ненарочно разбивший фамильную вазу.

– Зачем?!

– Ты вряд ли поймешь. Я узнала, что его дед был литературным критиком… Нет, ты не поймешь… Я рассказала ему об этом. И всем рассказала…

– Не понимаю. При чем тут критик? Да еще – литературный?

– Прочитай тетрадку, и тогда я отвечу на твои вопросы. Прочитай внимательно…

ГЛАВА 4 СЛАВА

Текиловый дневник

Санта-Моррисси брякнул как-то в совместном с «Франц Фердинанд» интервью для NME: «Что ж, народу трудно вынести реальность в полном объеме. Они еле-еле справляются со своей частной жизнью». С Моррисси трудно спорить. Правда?