Зябликова Зина и методы нерационального мышления

Всего одно слово: «Дура», прозвучавшее подобно выстрелу револьвера в русской рулетке, было для меня обиднее чем всё, что я слышала когда-либо раньше в свой адрес. В этом слове было всё: презрение, холод и указание на моё полное ничтожество.

Я лежала на площадке, опираясь одной рукой о булыжник, а второй, держась за ушибленный затылок, и наблюдала, как парень разводит в сторону руки, как между его пальцами формируется фиолетовое свечение, озаряющее меня яркой вспышкой.

Тело мгновенно сковал дикий холод, оно сразу окоченело и больше не хотело мне служить. Кожа посинела, огрубела и стала на глазах рваться. Моё сознание затопила дикая нестерпимая боль от рвущихся мышц, от ставших такими хрупкими и более не выдерживающих веса моего тела костей.

Я больше ничего не ощущала кроме боли — дикой, бессмысленной и бесконечной.

А через некоторое время я не выдержала и отключилась, но на этом всё не закончилось: я была абсолютно чёрным сгустком материи, постоянно бурлящим, и летящим в бесконечной черноте пространства, настолько чёрного, что даже будучи чёрной материей, я имела, по сравнению с ним, светлый облик.

И то, к чему меня тянуло, было похоже на хищную воронку, кружащуюся и затягивающую в себя роящиеся вокруг души, пожирающую их, лишающую навсегда посмертия и права на перерождение.

Эта воронка — это был мой конец, закономерный итог всего сущего и самого смысла существования бренной души, зовущейся сейчас Зябликовой Зиной.

Я не могла отвернуть в сторону, не могла бороться, и я не могла сдаться.

Словно электрическим током меня прошибало раз за разом, едва только я пыталась затормозить, едва только пыталась сопротивляться, боль туманила мой разум, которого у меня и не должно было быть, ведь я была только сгустком материи, затягиваемым в неминуемую смерть чёрным водоворотом.

Я не могла видеть, ведь у меня не было глаз, но я видела эту дрянь каким-то неведомым взором, я не могла слышать, поскольку у меня не было ушей, но я слышала как свистит ветер между зубьями, вырывающихся то тут то там из черноты, чтобы совершив круг тут же исчезнуть, у меня не было рта что-бы кричать от страха и боли, но я кричала.

Это не был крик в его обычном понимании, это была его некая энергетическая проекция, что-то едкое, волнообразное, расходящееся от меня в стороны и разбивающее саму материю до основания.

Со стороны мне показалось, что сам сгусток материи, которой сейчас и была моя душа, приобрёл вид моего лица, полупрозрачного, чёрного, с раскрытым вопящим ртом, искажённым в гримасе боли.

Воронка на миг поддалась назад, потом ещё немного и ещё. Уже через доли секунды, она стала шире и сама рванулась ко мне, разъедая само пространство вокруг отвратительными чёрными миазмами.

Когда до момента поглощения моей души оставалось совсем чуть-чуть, когда пришло понимание, что вот-вот и всё — бой проигран, я не придумала ничего лучше, чем представить себя в виде недавно виденного мной тёмного остроконечного шпиля, выполненного из неизвестного удивительного материала.

В голове тут же раздались голоса. Их были тысячи, они рвали моё сознание на части, просили меня впустить их в мой разум, обещали вечность, силу, власть, за что просили всего-ничего — открыть для них мой разум.

И я сделала то, что никогда бы в другой ситуации не рискнула сделать — я поддалась.

В последние секунды моего существования, я раскрыла своё сознание, свой разум для этих жутких, отвратительных голосов, превратившихся в сплошную какофонию звуков.

Я понимала, что для меня было уже слишком поздно, как впрочем и для того, кто хотел поработить мою душу.

Один единственный прорвавшийся голос буквально выжег меня изнутри, оставив мою душу раз за разом сгорать в вечном адском огне, а потом воронка всё же затянула меня внутрь.

Словно острие из неизвестного металла, горящего чёрным адским огнём, я пронзила окружающее меня пространство, подобно тому, как раскалённый острый нож с лёгкостью проходит сквозь масло.

Ещё один крик больно резанул по ушам, но он не был настолько сильным и мерзким, какими были предыдущие.

Передо мной, во тьме, буквально из ничего, соткалось лицо неизвестного юноши, с выпучеными от гнева глазами и раскрытым ртом.

Его крик тут же перешёл в рёв, а потом он сам стал неведомым чёрным сгустком, напоминающим своим силуэтом небольшого нахохлившегося ворона. Раскинув крылья, тот взмыл прочь от меня, а потом просто распался, превратившись в небольшие, затухающие кляксы.

Я висела неизвестно где, в тёмном безмерном пространстве. Здесь не было ничего: ни направления, ни движения, ни других таких же как я, только тишина и пустота.

Пытаясь обозреть пространство вокруг каким-то своим неведомым мне шестым чувством, я наблюдала лишь тьму, мягкую, колышущуюся вокруг меня, укрывающую меня тёплым одеялом, подобно ласковой и нежной материнской руке, гладившей нашкодившего ребёнка по волосам.