— Однако, — дядька Драк посмотрел на меня с некоторым уважением, — И не врешь ведь… Видать, мозги у тебя и впрямь в нужной голове. Она тебе рассказывала про Крастика?
— Что за тип?
Да еще с таким противным даже на слух именем.
— Который ей до тебя мозги любовью полоскал. Ах, ох, мы любим — ты должна. Потом, правда, понял, что на племяшку так просто не запрыгнешь, да и силой ее скрутить — кроме подлости еще и сила нужна…
— Силой? — мои кулаки сжались сами собой. Крастик, значит… Запомним.
— Ну, как Ланка говорит, не пытался, но, по слухам, были и другие девчонки. Я его, значит, поучил, чтобы свои мысли насчет моей племяшки у себя в штанах держал, да меньше языком своим поганым трепал, но с тех пор она на парней с большим разбором смотрит. А тут, значит, ты нарисовался, как хрен на стенке. Ну я и решил проверить — умный ты пакостник или настоящий человек. Потому что на ненастоящего она и не посмотрела бы.
— И как?
— Пакостник — он всегда трус. А у тебя испуга и не было. Так что — пока годен.
Он хлопнул меня по плечу.
— Погоди, дядь Драк, — до меня вдруг дошло, — А как ты этого Крастика проучил, если он там, в Талани, а ты, Нитка говорила, здесь, под Афосиным?
— Это ты чего-то попутал. Он ей в уши влез, когда она у меня гостила на каникулах, вместе с братом моим и племяшами.
Ну, Крастик, я, пожалуй, при случае найду времячко, чтобы до дядькиного колхоза — или где он там живет — доехать… Это не до Талани сто верст на хромых собаках…
— Слушай, сынок, а я тебя раньше нигде не видел?
Я посмотрел на дядьку Драка. Потому что мне он тоже отчего-то казался знакомым. То ли напоминал кого-то, то ли и вправду видел я его где-то мельком… Особенно усы моржовые — такие не каждый день встретишь. Я такие, по-моему, последний раз на рыбаке видел, том, что мне про «клев на уду» сказал. Но дядька — не он, тот, вроде бы, потощее будет…
— Да вот и я думаю… Я тут, а Афосине месяц всего… с перерывом… Ты, дядь, не приезжал в Афосин по делам, случайно, а если приезжал — то куда? На толкучке не был?
Сейчас как выяснится, что он в деревню Волково приезжал, то бишь село… Неудобно получится.
— Да всего-то пару раз и приезжал… — дядька Драк продолжал меня задумчиво рассматривать, — Дружок мой умер, так на похороны… И потом, на его старую квартиру… Дочка его, дура мокрощелая, его записки бросила, мол, накой они мне нужны…
Записки?
— Адмирал?
— Да нет, капраз… Погоди-ка… А у тебя, талганец, часом, зеленой тюбетейки нет?
Вспомнил. Я дядьку Драка видел, когда дом, в котором мой Адмирал жил, сносили, он там неподалеку стоял.
— Часом есть… — медленно произнес я, — А что с записками-то?
— Так я ж говорю: бросила на старой квартире, где Туман жил, а когда я туда пришел — уже одни кирпичи остались.
— Погоди-ка, дядь Драк…
Я метнулся в комнату, пошуршал в своих вещах под кроватью и рванул обратно, с папкой бумаг в руках. Я, конечно, их Птичкину обещал показать, но ему это — случайный материал для книги, а для дядьки Драка, возможно — последняя память об умершем друге.
Дядька взял папку чуть дрогнувшими руками, раскрыл…
— Они… Его почерк… Сынок! Спасибо!
— Ай!!!! — я чуть не заверещал, когда дядька сгреб меня в буквально медвежьи объятья. Еще чуток — и ребра точно треснули бы.
— Это ж просто чудо какое-то! Это ж надо так судьбе свои нитки сплести, чтобы Нитка меня к тебе привела! Ну, сынок…
Он опять хлопнул меня по плечу:
— Не обсуждается! Сегодня у нас что, четверг? Чтобы в субботу с Ниткой были у меня! Она знает, как доехать. Не приедешь — соберу всех своих ребят, обвяжу веревкой как колбасу и притащу на горбу!
— Ну, что там было-то?
Я, стоя в дверях, обвел взглядом пять горящих любопытством глаз — пять пар глаз, конечно, никто не прищуривался — открыл было рот, чтобы ответить…
— Кто здесь Ершанов?
Я обернулся, в коридоре стоял какой-то парнишка.
— Просили Ершанова из 113-ой на вахту подойти, звонить будут, — быстро протараторил он и убежал по своим делам.
Да что еще тут на мою голову?!
Глава 75
Вахтершей сегодня была… ммм… забыл имя-отчество. Такая сухощавая старушка чуть выше среднего роста… до крайности напоминающая старуху Шапокляк. Разве что самого шапокляка[1] у нее не было. Вместо него был круглый пучок седых волос, а также черный кардиган, кружевное жабо, манжеты, опять же кружевные, маленькая черная сумочка с замочком, который закрывался на ключик. По краем уха услышанной мною легенде — а что это за общежитие, если в нем нет легенд? — вахтерша в молодые годы была отчаянной революционеркой, которая не единожды участвовала в эксах[2] и терактах, и в сумочке она до сих пор носит пистолет. Может, поэтому, может, по какой другой причине, но ее всегда слушались. Даже несмотря на то, что, в отличие от Шапокляк, она не была ни вредной, ни злобной, а наоборот — очень милой и доброй.
— Ершанчик, сыночек, звонили тебе. Не дождались, просили перезвонить.
Вахтерша протянула мне клочок бумаги, явно оторванный от газеты, на котором четким почерком был написан номер телефона.
«Б-55-57-62»[3].