Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

– Который ей до тебя мозги любовью полоскал. Ах, ох, мы любим – ты должна. Потом, правда, понял, что на племяшку так просто не запрыгнешь, да и силой ее скрутить – кроме подлости еще и сила нужна…

– Силой? – мои кулаки сжались сами собой. Крастик, значит… Запомним.

– Ну, как Ланка говорит, не пытался, но, по слухам, были и другие девчонки. Я его, значит, поучил, чтобы свои мысли насчет моей племяшки у себя в штанах держал, да меньше языком своим поганым трепал, но с тех пор она на парней с большим разбором смотрит. А тут, значит, ты нарисовался, как хрен на стенке. Ну я и решил проверить – умный ты пакостник или настоящий человек. Потому что на ненастоящего она и не посмотрела бы.

– И как?

– Пакостник – он всегда трус. А у тебя испуга и не было. Так что – пока годен.

Он хлопнул меня по плечу.

– Погоди, дядь Драк, – до меня вдруг дошло, – А как ты этого Крастика проучил, если он там, в Талани, а ты, Нитка говорила, здесь, под Афосиным?

– Это ты чего-то попутал. Он ей в уши влез, когда она у меня гостила на каникулах, вместе с братом моим и племяшами.

Ну, Крастик, я, пожалуй, при случае найду времячко, чтобы до дядькиного колхоза – или где он там живет – доехать… Это не до Талани сто верст на хромых собаках…

– Слушай, сынок, а я тебя раньше нигде не видел?

Я посмотрел на дядьку Драка. Потому что мне он тоже отчего-то казался знакомым. То ли напоминал кого-то, то ли и вправду видел я его где-то мельком… Особенно усы моржовые – такие не каждый день встретишь. Я такие, по-моему, последний раз на рыбаке видел, том, что мне про «клев на уду» сказал. Но дядька – не он, тот, вроде бы, потощее будет…

– Да вот и я думаю… Я тут, а Афосине месяц всего… с перерывом… Ты, дядь, не приезжал в Афосин по делам, случайно, а если приезжал – то куда? На толкучке не был?

Сейчас как выяснится, что он в деревню Волково приезжал, то бишь село… Неудобно получится.

– Да всего-то пару раз и приезжал… – дядька Драк продолжал меня задумчиво рассматривать, – Дружок мой умер, так на похороны… И потом, на его старую квартиру… Дочка его, дура мокрощелая, его записки бросила, мол, накой они мне нужны…

Записки?

– Адмирал?

– Да нет, капраз… Погоди-ка… А у тебя, талганец, часом, зеленой тюбетейки нет?

Вспомнил. Я дядьку Драка видел, когда дом, в котором мой Адмирал жил, сносили, он там неподалеку стоял.

– Часом есть… – медленно произнес я, – А что с записками-то?

– Так я ж говорю: бросила на старой квартире, где Туман жил, а когда я туда пришел – уже одни кирпичи остались.

– Погоди-ка, дядь Драк…

Я метнулся в комнату, пошуршал в своих вещах под кроватью и рванул обратно, с папкой бумаг в руках. Я, конечно, их Птичкину обещал показать, но ему это – случайный материал для книги, а для дядьки Драка, возможно – последняя память об умершем друге.

Дядька взял папку чуть дрогнувшими руками, раскрыл…

– Они… Его почерк… Сынок! Спасибо!

– Ай!!!! – я чуть не заверещал, когда дядька сгреб меня в буквально медвежьи объятья. Еще чуток – и ребра точно треснули бы.

– Это ж просто чудо какое-то! Это ж надо так судьбе свои нитки сплести, чтобы Нитка меня к тебе привела! Ну, сынок…

Он опять хлопнул меня по плечу:

– Не обсуждается! Сегодня у нас что, четверг? Чтобы в субботу с Ниткой были у меня! Она знает, как доехать. Не приедешь – соберу всех своих ребят, обвяжу веревкой как колбасу и притащу на горбу!

* * *

– Ну, что там было-то?

Я, стоя в дверях, обвел взглядом пять горящих любопытством глаз – пять пар глаз, конечно, никто не прищуривался – открыл было рот, чтобы ответить…

– Кто здесь Ершанов?

Я обернулся, в коридоре стоял какой-то парнишка.

– Просили Ершанова из 113-ой на вахту подойти, звонить будут, – быстро протараторил он и убежал по своим делам.

Да что еще тут на мою голову?!

Глава 75

Вахтершей сегодня была… ммм… забыл имя-отчество. Такая сухощавая старушка чуть выше среднего роста… до крайности напоминающая старуху Шапокляк. Разве что самого шапокляка[421] у нее не было. Вместо него был круглый пучок седых волос, а также черный кардиган, кружевное жабо, манжеты, опять же кружевные, маленькая черная сумочка с замочком, который закрывался на ключик. По краем уха услышанной мною легенде – а что это за общежитие, если в нем нет легенд? – вахтерша в молодые годы была отчаянной революционеркой, которая не единожды участвовала в эксах[422] и терактах, и в сумочке она до сих пор носит пистолет. Может, поэтому, может, по какой другой причине, но ее всегда слушались. Даже несмотря на то, что, в отличие от Шапокляк, она не была ни вредной, ни злобной, а наоборот – очень милой и доброй.

– Ершанчик, сыночек, звонили тебе. Не дождались, просили перезвонить.

Вахтерша протянула мне клочок бумаги, явно оторванный от газеты, на котором четким почерком был написан номер телефона.

«Б-55-57-62»[423].

Рядом опустился телефонный аппарат, черный, как будто сделан из мрамора и тяжелый… как будто сделан из мрамора.

Э…