Зяма - это же Гердт!

По голосу узнанный в Лире,
Из всех человеческих черт
Собрал в себе лучшие в мире
Зиновий Ефимович Гердт.

И это ни капли не странно,

Поскольку, не в масть временам,
Он каждой улыбкой с экрана
Добро проповедует нам.

Когда ж он выходит, хромая,

На сцену, как на эуафот,
Вся паства, от чуда хмельная,
Его вдохновеньем живёт.

И это ни капли не странно,

А славы чем вязче венок,
Тем жёстче дороженька сталанна,
Тем больше ходок одинок.

Я в муке сочувствия внемлю,

Как плачет его правота,
Кем смолоду в русскую землю
Еврейская кровь пролита.

И это ни капли не странно,

Что он — той войны инвалид,
И Гердта старинная рана
От скверного ветра болит.

Но, зло превращая в потеху,

А свет раздувая в костёр,
Он — выжданный брат мой по цеху
И вот уж никак не актёр.

И это ни капли не странно,

Что, логику чудом круша,
Без спросу у крови и клана
К душе прикипает душа.

Хоть на поэтической бирже

Моя популярность тиха,
За что-то меня полюбил же
Заветный читатель стиха.

В присутствии Тани и Лили,

В предверьи бастующих шахт,
Мы с ним нашу дружбу обмыли
И выпили на брудершафт.

Не создан для тёплых зимовий

Воробышек — интеллигент,
А дома ничто нам не внове,
Зиновий Ефимович Гердт.

О Михаиле Ульянове

Живя в одном городе, варясь в одном театрально-киношном котле, они никогда не были сведены судьбой в общей работе. Зяма сначала был приятелем жены Михаила Александровича — Аллы Парфаньяк. Она была актрисой театра им. Вахтангова, с которым Зяма дружил через Максима Грекова, довоенного товарища по Арбузовской студии. Но для Зямы Миша был не вахтанговцем, а актером из той категории Артистов, которых он ценил выше всех. Тех, кто ни при каких обстоятельствах не может кичиться своим успехом, никогда не бывает «актер актерычем», остается скромным, простым, «живым и только до конца», как сказал Пастернак. Судьба подарила Зяме дружбу с Орестом Верейским, Мстиславом Ростроповичем, Александром Твардовским, Инной Чуриковой и еще многими художниками такого рода. Повторяю, Миша для Зямы был в их числе.

Ульяновы и мы считанные разы бывали друг у друга, но это ничего не значило, просто так складывалось, и когда встречались, да и сегодня, когда я их встречаю, было и есть ощущение дружеской приязни.

В 1974 году Зяма был на гастролях за границей с театром Образцова. Его сестра Фира лежала в больнице, как выяснилось, с тяжелым раковым заболеванием. Отделение не было онкологическим, но врачи вели ее сколько могли. Наступил день, когда стало ясно, что ее нужно переводить в специализированную больницу. Тогда это было, правда, как и сегодня, достаточно непросто. Заведующая отделением сказала мне, зная, что Зямы нет в Москве, чтобы я попросила кого-нибудь из «знаменитых» похлопотать. Я назвала Ширвиндта, но она, подумав, сказала, что лучше бы кого-нибудь с русской фамилией (такие были времена!). Я позвонила Мише. Он ответил: «Не объясняй, всё понял. Кому звонить, куда ехать?» По счастью, ехать не пришлось — замечательная немолодая, очень строгая доктор Елена Аркадьевна Нехамкина, прошедшая всю войну, сочла, что я «хорошая невестка», и сама договорилась о переводе моей больной. Чувство восхищения от отсутствия малейшей паузы со стороны Миши при моей просьбе осталось навсегда. Сам же Миша совершенно не помнит об этом эпизоде, что и свидетельствует об истинной доброте и благородстве.

Когда говорят о людях, а ведь ничего нет слаще, чем перемывать косточки, особенно знаменитых, всегда что-нибудь негативное да проскочит. А уж если человек занимает «пост», то уж обязательно. А Миша и посты занимал, и с очень разными режиссерами работал, а даже малейшей сплетни о нем не было. Зяма говорил: «Обожаю Мишу, чистый человек!»

Михаил Ульянов «КАК НА ОТДЫХЕ, НО ПРОФЕССИОНАЛ»

Зиновий Гердт был человеком удивительного, я бы сказал ренессансного, ощущения жизни.