Зять для мамы

Мам, привет! – писала ей в одном из электронных писем Алена. – Все хорошо. Не переживай. Я сыта, высыпаюсь и лекций не пропускаю. Соседка по комнате учит меня венгерскому языку. Если удастся, поеду на выходные к ней в гости. Она говорит, что у них свой виноградник. Интересно. Ну все, пока. Хочу успеть в бассейн. Передай привет Ипполиту.

Она расстраивалась, когда читала короткие послания дочери. «Ну вот какой бассейн, она же плавать не умеет! Здесь не ходила, а там напридумывала. Опять куда-то ехать собралась, как будто шило в одном месте. Вот ведь папина порода!»

…Уже которую ночь Марина лежала без сна. Беспокойные, тоскливые мысли громоздились одна на другую. Как она там, ее девочка? Как одевается, как питается? Вечно она ходит без шапки… Вот в бассейн этот пойдет, волосы намочит. Хотя там теплее, чем у нас. «Марина, да ты сдурела, там же фены на каждом шагу!» – прервала она собственный поток причитаний. …Какая тоска! Сколько в своей жизни ей приходилось учиться, но никто и никогда не говорил о том, что, став ма–терью, нужно быть готовой отпускать детей и учиться жить без детей, когда они повзрослеют. Кому она теперь нужна? О ком ей теперь заботиться?

Она почему-то стала вспоминать ошибки, которые допустила в общении с дочерью. «Я так и не научила ее вязать, она очень хотела, а мне все некогда было. В девятом классе не отпустила ее на экскурсию в Прибалтику. Другие дети ездили, и ничего с ними не случилось. А я ей испортила каникулы. И собаку не разрешила завести… Вот-вот, тебе бы эта собака сейчас в самый раз подошла, – снова она остановила себя, – в придачу к котам-ботаникам. Они бы тебе тут корриду устроили в квартире. Ну что ты ревешь! У тебя одной ребенок повзрослел? Ведь надо как-то перестраиваться. И учиться жить самостоятельной единицей. Слышишь, – уговаривала она сама себя, – хватит реветь. У тебя уже лицо распухло, под пудрой не спрячешь…»

…Вдруг она почувствовала запах горелого масла.

«Господи, что этот паразит делает на кухне?» – вскинулась Марина, и стала влезать в тапочки. За дверью поскребся Ипполит, сообщил извиняющимся голосом:

– Марина Петровна, я картошки пожарил…

– Так ты ее сжег или пожарил? – решила она уточнить ущерб, нанесенный кухонной утвари. – Имей в виду, все сам будешь отмывать…

– Не-е, я маслом попал на горелку, а картошка цела. – В его голосе она услышала ноту облегчения.

– Чего это ты решил ночью картошку есть, меня будить?

– А вы все равно не спите…

В который раз она удивилась его чутью.

– Ладно, гений проницательности, оставь на плите. Я утром поем.

…Но ранним утром она была уже далеко от дома, оформляя документы матери в приемном покое больницы. Несгибаемая бабушка-генерал все-таки не выдержала перемен в семейной жизни, у нее поднялось давление, с которым сердце не могло справиться. На этот раз ее согласия на госпитализацию никто не спрашивал. Да она и сама понимала, что нужна капельница, нужна оперативная терапия, и дома ей оставаться нельзя, если она хочет еще пожить. А она хотела. Марине, поднявшейся к ней в палату, сказала слабым голосом, но все еще тоном, не допускающим возражений:

– Давай иди, не задерживайся, я хоть тут от вас, и от тебя в том числе, отдохну. Можешь не приходить. Еды мне больничной хватит, а у тебя дела, – и отвернулась к стенке. Аудиенция была закончена.

Зато аудиенцию можно было получить у палатного врача, который вел прием родственников своих пациентов в холле отделения. Молодой интеллигентный парень в легких очках терпеливо отвечал на вопросы оглушенных болезнью близких людей. Садился за столик к одним, говорил что-то, объяснял, потом пересаживался к другим…

Надо же, удивленно подумала Марина, что случилось с родной медициной! Родственников за людей стали считать! Или это им с матерью крупно повезло на этого молоденького врача, который еще не устал от общения с вереницами больных и их посетителей.

Настала ее очередь. У мальчика оказались совсем уж и не юные глаза – с наметившейся сеточкой морщин, умные, понимающие. Она увидела, что совсем он не мальчик, а лет ему уже тридцать с небольшим. Просто он на своем месте, это его суть – профессионализм, понимание и сострадание. «Вот точно, что он потомственный», – подумала Марина и вместо того, чтобы спросить: «Доктор, в шестой палате моя мать, Анна Георгиевна, что у нее в перспективе?» – она вдруг неожиданно для себя самой констатировала:

– Вы ведь потомственный врач, да? У вас мама или папа медики…

Молодой человек удивленно посмотрел на нее, но подтвердил:

– И еще дед. Как вы догадались?