Зигфрид

Наступило молчание, которое Гертер не хотел нарушать. Для большинства людей Гитлер незаметно превратился в героя страшного фильма или в фарсовый персонаж, но вот перед ним сидели Фальк и Юлия, погруженные в воспоминания об этом ушедшем в глубины истории времени — они присутствовали на месте событий, для них все это было как вчера, и похоже, они готовы были говорить часами, лишь бы подольше не рассказывать о главном. Пауза затянулась, но затем произошло именно то, на что он надеялся. Старики обменялись взглядами, Фальк встал, выглянул в коридор — убедиться, что за дверью никто не подслушивает, — затем снова сел и сказал:

— Как-то раз в мае тридцать восьмого, вскоре после аншлюса, на вилле к вечеру ожидали гостей; вместе с госпожой Миттельштрассер, женой мажордома, мы накрывали на стол. Надо было проявить максимум старания, ведь шеф имел обыкновение, опустившись на одно колено и прищурив глаз, проверять, стоят ли бокалы строго по линии.

— Это в нем проявлялась архитектурная жилка, — догадался Гертер, — точно так же он оценивал макеты Германии[7] Шпеера и выстроившиеся перед ним парадом войска.

— Неожиданно в столовую явился Линге и сообщил, что с нами желает побеседовать фюрер.

— Линге? — удивился Гертер.

— Он сменил на должности Краузе.

— Мы до смерти перепугались, — продолжала Юлия. — Если ему что-то было нужно, он всегда звонил сам, мы никогда не получали официального приказа явиться.

Наверху в его кабинете — раздававшиеся из него угрозы поставили на колени многие страны — на широком диване и в креслах устроилась маленькая компания: сам шеф с фрейлейн Браун, Борман, объемистый гофмаршал Брюкнер и управляющий хозяйством мажордом, тоже в офицерском звании. От страха Фальк и Юлия словно приросли к полу; в воздухе чувствовалось напряжение, но тут Брюкнер дал распоряжение Линге принести из библиотеки два стула. Это был в какой-то степени добрый знак, однако ситуация становилась еще непонятней. Что делать двум скромным слугам в возрасте едва за двадцать в обществе всех этих важных господ? Когда они уселись на жесткие деревянные стулья, Брюкнер бросил взгляд на Линге, приказав тому немедленно удалиться.

И тогда Гитлер (его маленькая рука покоилась на шее у Блонди, примостившейся рядом с его креслом с поднятыми ушами, словно неведомое существо из иного, более праведного мира) сказал, что в их жизни несомненно наступил самый важный день, ибо он принял решение возложить на них задачу всемирно-исторического значения. Он сделал паузу и вскользь посмотрел на свою подругу, сидевшую с бледным лицом между двумя офицерами, Брюкнером и Миттельштрассером.

— Господин Фальк, госпожа, — проговорил Гитлер официально, — я собираюсь открыть вам важную государственную тайну: фрейлейн Браун ждет ребенка.

11

— Не может быть! — воскликнул Гертер. — Невероятно!

Неужели это и в самом деле правда? Он был поражен и пытался осознать только что услышанное. Возможно ли, чтобы эти двое дряхлых людей из дома престарелых шестьдесят лет назад узнали подобное из уст человека с квадратными усами? Могло ли это быть правдой? Ребенок у Гитлера! Это пусть не всемирно-историческая, но уж никак не меньше чем мировая сенсация! Ничего подобного он бы сам не мог придумать, но, по всей вероятности, жизнь именно такова — она всегда на один шаг опережает воображение. Больше всего ему сейчас хотелось узнать всю историю до конца, в десяти предложениях. «Где сейчас ребенок? Жив ли он?» Но интуиция подсказывала ему, что правильнее дать им возможность не торопиться, выбрать приемлемый для них темп; они ведь старые, а старости все дается медленнее, в том числе и рассказ.

— Мы были точно так же потрясены, как и сейчас, — сказала Юлия. — Мы ничего не понимали. То, что фрейлейн Браун забеременела от шефа, — в этом, пожалуй, ничего особенного не было. Подобные вещи случаются и в высших кругах тоже и там, наверное, даже чаще. Я ведь и сама заметила, что в последние недели ей постоянно хотелось сельди и огурцов. Но какое к этому могли иметь отношение мы? В чем заключалась задача, которую собирались возложить на наши плечи?

Чуть позже Борман все им объяснил. Главная проблема, по его словам, состояла в том, что иметь ребенка от фюрера мечтали все немецкие женщины. Многие называли своих сыновей Адольфами. Если бы он женился на фрейлейн Браун и больше того, стал бы отцом ребенка, родившегося, что называется, на два месяца раньше срока, они почувствовали бы себя обманутыми, а по политическим соображениям это было нежелательно — ведь в конце концов именно женщины привели его к власти.

Услышав эту версию, Брюкнер расхохотался — рейхсляйтер-де умеет правильно преподнести любое известие. Фрейлейн Браун была заметно рассержена, но сам шеф не мог удержаться от смеха, при этом его глаза закатились, словно он на миг заглянул в сумрак своей черепной коробки.

— Так в чем состояла ваша задача? — спросил Гертер, который еще не оправился от изумления.

— В том, чтобы выдать ребенка фюрера за нашего собственного, — ответил Фальк.