Зигги Стардаст и я

Новичок сильно опережает меня. Он занимается этим давно, видно, мастер полета: мертвые петли, сальто и горки на оглушительной скорости. Он оглядывается, чтобы проверить, в порядке ли я. «Гляди-ка! – кричит он. – Слыхал я, что ты – рок-звезда, приятель, но не знал, что ты и летать умеешь! Отлично получается!» – «О да-да-да-да, – кричу в ответ. – Я родом со звезд, так что для меня это как два пальца об асфальт! Давай за мной, я покажу, где я…»

– Земля вызывает мистера Коллинза. Прием!

Мы снова в классе…

– Джонатан!

Дулик выкрикивает мое имя. Новичок смотри на меня в упор, легкая ухмылка кривит губы. Я резко оборачиваюсь, стираю пот со лба.

– Эй, друг, ты собираешься отвечать или просто ждешь, пока прозвенит звонок?

– Простите, что?

– Джонатан… Джонатан Ливингстон?..

– Вы обо мне или о книге?

Смешки по всему классу. Щеки вспыхивают. Я превращаюсь в чайку и, полоумно хлопая крыльями, мечусь по комнате, тыкая клювом в глаза, точно каждый здесь – гребаная Типпи Хедрен из того страшного фильма «Птицы», а потом вырываюсь в окно и исчезаю в облаках навсегда.

– Об обоих, – говорит Дулик. – Я прошу вас, Джонатан Коллинз, поговорить со мной о параграфе из «Чайки по имени Джонатан Ливингстон». Ну, знаете, из той книги, которую мы читаем последние пару недель.

Я не шевелюсь. Снова смешки. УРРРРРРК. Проклятье. Оглядываюсь. Аарон ухмыляется и тычет в меня пальцем.

– Ита-а-ак… – Дулик сидит на краешке своего стола, с книгой в руке, открытой на какой-то странице, не знаю какой, сияет улыбкой. Ладно, он хороший парень.

– Поступим следующим образом, – говорит он. – Будь добр выйти сюда и прочесть вслух. Как раз освежим память.

Злобный ты негодяй.

Я сумел прожить весь учебный год, ни разу не выйдя к доске, и теперь, когда осталось всего три недели, мой худший кошмар становится явью.

– Ау-у-у-у… затерянные в космосе… – Аарон стучит костяшками по столу и хмыкает. Между зубами у него застрял кусочек шпината, но я об этом не скажу. Засранец. Тоже мне, друг. В смысле, я догадываюсь, что не такие уж мы друзья, но раньше хотя бы ни разу не нарушалось неписаное правило «защищай соседа по парте».

Встаю, скрипя ножками стула по линолеуму. Мой разум вопит – БЕГИ, а ноги подтаскивают тело ближе к Дулику, в результате получается какое-то странное подергивание, которое, кажется, я не в состоянии контролировать. Каким-то образом удается добраться до доски, не лягнув никого в лицо. Меня явно перемкнуло.

Мистер Дулик вручает книгу – моя так и осталась на парте – и шепчет:

– Ты справишься, приятель.

Откашливаюсь. В воображении мой голос – это Уинстон Черчилль, выступающий перед тысячной толпой. На деле же выходит писк, как у Голди Хоун в «Хохмах Роуэна и Мартина»:

– «Полететь можно на любое расстояние и в любое время, стоит только захотеть… Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль… Чайки, которые пренебрегают совершенствованием ради путешествий, постепенно уходят в никуда. А тот, кто откладывает путешествия ради совершенствования, прилетает куда угодно в один миг…»

Мистер Дулик снова плачет. Только я не уверен, что остальные одноклассники это замечают. Я же, поскольку стою близко, чувствую жар, которым пышет его лицо. Секрет: дыхание действительно отдает травкой.

– Мне продолжать?

Как только он открывает рот, я готов метнуться обратно на место. Но звучит вопрос:

– Как думаешь, что это значит, приятель?

– О… Э-э… Не знаю.

Да я даже не помню, что читал минуту назад. Был слишком сосредоточен, стараясь не облевать Лейси Таррингтон. Или не просверлить дыру в полу урчанием желудка.

– Наверняка знаешь. Подумай, – настаивает тот. – Прочти еще раз, если нужно.

– Думаю… не знаю… Наверное, когда устанавливаешь для чего-то предел, оказываешься в ловушке. Но если мыслишь масштабнее, ты свободен.

Отрываю взгляд от книги. Мистер Дулик не двигается, поэтому я уверен, что ляпнул какую-то бессмыслицу. Смешки в классе служат подтверждением.

– В смысле, не знаю… Возможно, я неправ. Так?