Зигги Стардаст и я

– Мы можем прятаться от этих говнюков вместе… – продолжает он.

– Я… не могу, Уэб.

– Да… – Заправляет прядь волос за ухо, возит ступней по деревянному полу. – Помнишь ту запись, которую мы сделали у тебя в комнате?

– Конечно.

– Мы всегда можем отправиться туда, знаешь? На Луну. Там хотя бы безопасно…

– Ага… ага, безопасно…

– Значит, там и увидимся?

– Да… ладно… там и увидимся…

На лице снова улыбка с ямочками.

– Я просто… подожду на балконе. Чтобы убедиться, что ты нормально добрался на другую сторону…

Киваю и выхожу за дверь до того, как слезы начинают катиться по щекам.

Значит, как говорит Эйнштейн: «Вселенная всегда желает тебе наивысшего блага»? Будь это правдой, мы жили бы не здесь. Не в это сломанное время, не в этом сломанном городе, не на этой сломанной планете с кусочками сломанного креста Зигги. Нет. Мы бороздили бы на каравелле звездные просторы. Вместе.

Добравшись наконец до трейлеров, я оборачиваюсь, чтобы помахать рукой.

Но его уже нет.

40

1 июля 1973 года, воскресенье

Следующим утром я горю. Отрываю голову от подушки. О-о-о! Эти солнечные ожоги сжигают меня заживо. Должно быть, у меня температура… или еще что. Что произошло вчера вечером? Что такое было в этой слизи алоэ? Каждый нерв в теле – пламенный язык солнца, и мир какой-то волнистый, словно я смотрю кино и вижу эпизод, где герой видит сон. Несомненно, это мгновенная карма за то, что я встречался с ним вечером, как сказала бы тетя Луна.

Мне. Все. Равно.

– Эй! Сыно-ок. Ты как, нормально? Выглядишь так себе, – говорит папа, встряхивая меня. Получается как-то очень медленно и тягуче. Словно кто-то нажал на магнитофоне кнопку воспроизведения ровно до половины.

– Кажется, у меня температура, – пытаюсь сказать, но слова тают на языке.

– Отдохни пока, – говорит он. – Принесу тебе холодное полотенце.

Падаю на подушку, закрываю глаза и уплываю далеко-далеко, обратно в свои сны…

Я снова стою посреди озера. Один.

– Уэб? Где ты? Помоги мне! Я застрял!

Зигги на Кресте поднимается из вод. По обе стороны от него струится водопад. Он отцепляет от креста руки и танцует под музыку. «Давай, Звездный Парень, помнишь, что́ там, посреди пространства и времени? Ты должен позволить себе уйти. Должен вернуться к нему». Потом делает вдох и взрывается миллионом красных мерцающих звездочек…

Приглушенный голос из далекой галактики зовет меня по имени: «Джонатан!»

Пытаюсь ответить.

– Джонатан!

Кто-то трясет меня.

– Джонатан!

Вскидываюсь. Это папа.

– Я что, сплю?

– Нет.

– Который час?

– Пять или около того. Ты проспал целый день. Ты в порядке, сынок?

– Кажется, да…

Прислоняюсь головой к стене трейлера, шлепаю ладонь себе на лоб. Потею, дрожу. И какой-то дикий зверь все еще скребется, пытаясь вырваться из моих легких, но я вернулся. Кажется. И температура спала. Кажется. Пару пуфов «питер-пол-и-мэри», вытираю лицо футболкой. Зря – она мокра насквозь.

Папа откупоривает себе бутылку пива, а мне протягивает стакан с водой.

– Выглядишь как сама преисподняя. На, попей.

Дверь открыта, и внутрь врываются зыбучие пески раскаленного воздуха. Хэл и Хизер стоят рядом, держась за руки, замышляя мою трагическую кончину.

– Мы идем на барбекю, тут недалеко, через пару трейлеров, – говорит папа. – Один чувак только что вернулся из Вьетнама. Ты с нами? – Он обливается пивом, стряхивает его тыльной стороной ладони. – Ты меня слышишь?

– Ага, – киваю. – Я лучше останусь. Мне нужно отдохнуть.

– Ты помнишь, зачем мы сюда приехали, правда?

– Ага…

– Угу. Отлично. Этот день я тебе еще дам, но завтра… Завтра будешь делать то, что я скажу. Понял?

И захлопывает за собой дверь трейлера.

Выползаю из постели, спотыкаясь, бреду к кухонной раковине и сую голову под кран, чтобы вода омыла меня, подобно ливню.

Ладно, я вернулся.

Типа того.

Роюсь в рюкзаке, ищу книгу, о которой говорил Зигги во сне, – «Чайка Джонатан Ливингстон». И читаю цитату вслух. Уэбу.

«Преодолеем пространство, и все, что у нас остается – это Здесь. Преодолеем время, и все, что у нас остается – это Сейчас. И неужели ты думаешь, что посреди Здесь и Сейчас мы не сможем повидаться разок-другой?»

Смотрю в бинокль.

– Да, – шепчу. – Думаю, вполне сможем. Разок-другой…

41

2 июля 1973 года, понедельник