Зигмунд Фрейд

«Наверное, они думают, что мы дуры», – сказала моя компаньонка. Мы видели, как русский преступник в помятом костюме сажает в поезд двух молодых женщин. У них были маленькие головы, как картофелины. Мужчина дал им перевязанную шпагатом пачку рублей и сказал, что, когда они приедут в Буэнос-Айрес, они смогут стать танцовщицами, или компаньонками богатых дам, или кем захотят. Мы закричали: «Обманщик!» и «Торговец белыми рабами!» – так громко, как только могли, но никто нас не слышал.

Поскольку в Ровно часто совершались похищения, было необходимо найти начальника полиции. Я шла вниз по грязной улице – теперь одна – и приблизилась к железным воротам с шипами наверху. Мальчик, который подметал в канаве, сказал: «Вы можете войти».

За воротами открылся парк, и я увидела здание, которое тут же узнала. Я очень испугалась. С озера снялись две дикие утки с голубым оперением, и я подумала теперь мне придется снова пройти через все это.

Мет завела внутрь медсестра, и я слышала, как шепчутся люди. Это был санаторий в Кройцлингене. Доктор Брейер ушел всего час назад. Он бросил меня – я чувствовала это в своей лобковой кости – так же, как когда увидела кровавые простыни после смерти папы, так же, как во время верховой езды в Кобленце, когда мужчина с прямой спиной в конюшне громко высказался о моей «ничего фигурке» и я отвернулась с отвращением, но эти слова продолжали звучать у меня в голове, «ничего фигурка, ничего фигурка, ничего фигурка».

Надзиратель держал шприц для подкожных инъекций. Я хотела сказать ему, чтобы он не глупил, я взрослая женщина, которая делает добрые дела и пишет книги. Каждый раз, когда я открывала рот, я заходилась в кашле, как было тогда, когда я ухаживала за папой. Кашель означал: «Послушай, уважаемый, я руководила приютом для сирот, я основала лигу женщин. Я спасла сотни девушек от продажи в проститутки».