Зигмунд Фрейд. Упадок и конец психоанализа

Как подчеркивает Гибсон, эксперименты показали, насколько значительно сны, которые люди вспоминают в настоящий момент пробуждения, могут быть изменены, если о них рассказывают психоаналитику позже. Пациентов будили ночью, когда электрофизиологические измерения REM (быстрое движение глаз: Rapid Eye Movement) показывали фазу сновидения, и они должны были немедленно рассказать под протокол, что именно им как раз снилось. Записи этих снов затем позже сравнивались с описаниями, которые пациенты давали психоаналитику на следующий день. Оказалось, что определенные сны сообщались ночью исследователю, но не психоаналитику; и наоборот, психоаналитику «пересказывались» сновидения, которые, однако, имели лишь слабое отношение к тому, что тот же человек вспомнил сразу после того, как его разбудили. Но больше того: различия были не случайной природы; о тех снах, от которых пациенты могли ожидать, что они вызовут отрицательную реакцию у аналитика, они как раз ему и не рассказывали. Из чего можно сделать вывод, что материал, которым занимались толкования Фрейда, в любом случае был не снами его пациентов, а их – частично сознательными, частично бессознательными – обработками, которые сохранили только подходящие для анализа элементы сновидений.

Фрейд оправдывал такой подход следующими словами:

«То, что сновидение искажается воспоминанием, мы сочли правильным, но, по нашему мнению, это не служит отрицательным показателем, так как является лишь последней явной стадией процесса искажения, действующего с самого начала образования сновидения». (стр. 561)

Значение этого аргумента состоит в том, что он относится непосредственно к психоаналитической теории. Цензура якобы должна маскировать скрытый (латентный) сон, чтобы сохранить пациента от пробуждения и вместе с тем, так сказать, не заставить его краснеть. Но деятельность памяти, которая искажает сон во время бодрствования, не является субъектом той цензуры сновидения. Поэтому любая информация, которую сновидение могло бы передавать через действия цензуры, должна скрываться вторичной обработкой, что, в свою очередь, означает, что мы вообще не знаем, как мы можем когда-либо практически проверить теорию Фрейда. Факт вторичной обработки объясняет также один интересный признак проанализированных и описанных Фрейдом сновидений, который отличает их от других снов, которые он записывал до и после написания Толкования сновидений. В этом смысле философ Людвиг Витгенштейн однажды заметил, что Фрейд в подавляющем большинстве случаев давал такую интерпретацию, которую мы не могли бы назвать иначе, чем сексуальной. Интересно, однако, что среди всех этих сообщений о сновидениях нет ни одного примера настоящего сексуального сна. А ведь такие сны так же обычны, как дождь.

Гибсон цитирует многих авторов, а именно как ранних, так и новых, которые могут подтвердить все эти высказывания; впрочем, большинство читателей и сами могут свидетельствовать об этом. Один из самых известных среди современных собирателей снов, Кэлвин С. Холл, пишет, что «в нашей коллекции хватает снов, в которых происходят самые безвкусные и самые бесстыдные вещи. Человек во сне убивает мать и отца. Он занимается во сне сексом с членами своей семьи. Он насилует, грабит, пытает и разрушает. Он совершает все виды непристойностей и извращений. И он делает это часто без угрызений совести и с большой радостью».4

Это резко контрастирует со снами у Фрейда, которые – как подчеркивает Гибсон – представляются довольно «скучными и искусственными». Без сомнения, Фрейд сам отбирал эти сны, и этот выбор едва ли нужно приписывать «цензору» Фрейда, а куда больше сознательному отказу его пациентов – венских буржуа – говорить о таких непристойных и порнографических вещах. Но если нам могут прямо сниться все эти вещи, которые, по мнению Фрейда, должен был бы «не пропускать» тот самый цензор, то какова же тогда его настоящая функция? И есть ли хоть какая-то причина предполагать, что этот «цензор» действительно существует?

Гибсон говорит об этом:

«Абсолютно ясно... почему Фрейд должен был тем или иным способом дать понять своим пациентам, что сообщения о снах, которые те давали ему, должны быть довольно скучны и искусственны... Потому что если бы они не были такими, то казалось бы очевидным, что они не были подвергнуты цензуре в процессе работы сновидения, что, со своей стороны, лишило бы теорию ее силы. Это вовсе не значит, что Фрейд умышленно направлял своих пациентов на то, что они могли говорить ему, и что нет. Процесс этот был более тонкой природы... Утверждать – как это делает Фрейд – что цензор является частью бессознательного и также активен в то время, когда мозг крепко спит, противоречит всем известным фактам...