Зигзаги судеб

Иван Порфирьевич, блаженно потянувшись, слегка хрустнул суставами, не ощутив никакой боли. Несказанно удивившись этому обстоятельству, он резко, против обычного, поднялся и сел на кровати.

«Так, значит, бриться, умываться и завтракать. Нечего валяться до обеда, нужно просыпаться пораньше, с петухами, и радоваться жизни, которая, помимо того, что прекрасна и удивительна, ещё и досадно коротка».

Иван Порфирьевич не только удивился сказанному, даже испугался за себя – никогда он не изъяснялся так вычурно. Он, человек простой, жизнь его прошла просто и незатейливо, он бывший грузчик, а не, прости господи, журналист какой-нибудь, или телеведущий Андрей Малахов.

Энергично вскочив с кровати, Иван Порфирьевич направился в ванную. По дороге, почувствовав просто одурманивающие запахи, доносящиеся с кухни, решил поинтересоваться у жены, что это такое интересное она приготовила. Что-что, а готовить Юлия Харлампиевна умела! А вот сегодня, готовилась какая-то фантастически вкусная выпечка, которая, правда, Ивану Порфирьевичу была строго противопоказана по причине сахарного диабета и язвы. Старик решил сделать исключение и съесть пару булочек, или чего-то ещё – он не знал ещё, чего именно. Надо отдать должное жене – она готовила подобное редко, чтобы не искушать мужа блюдами, которые были ему не рекомендованы.

Иван Порфирьевич открыл дверь и вошёл в кухню. Юлия Харлампиевна стояла, нагнувшись у плиты, закладывая в духовку очередную порцию плюшек. Иван Порфирьевич пристально рассматривал мощный зад супруги, чего не делал уже много лет, не совсем понимая, для чего он это делает сегодня. Внезапно, что-то зашевелилось в домашних брюках, смутно напоминая те ощущения, которые были у него (а были ли когда-нибудь вообще?) лет…да чёрт его знает, сколько лет тому назад, это «что-то» вдруг выпрямилось, демонстрируя своему хозяину силу и мощь.

– М-да,– пробормотал старик.

– Ты, Порфирьевич, сильно-то не облизывайся, нельзя тебе мучного-то. А готовлю я сегодня это только потому, что скоро племянница моя приедет в гости…

– Какая племянница? – спросил Иван Порфирьевич, не сводя плотоядного взгляда с туго обтянутого стареньким ситцевым халатом зада супруги, попутно вспоминая, что она ещё и обладательница груди шестого номера, на которую, собственно, он и повёлся пятьдесят с лишним лет тому назад.

– Ты что, старый, совсем память потерял? Света, та, что тебе глю…глюк…как его…ну, этот, который кровь меряет…

– Глюкометр, деревня,– покачал с укоризной старик, вспомнив, что не сделал утреннюю инъекцию инсулина. – Успею…

– Чего ты там бурчишь? – поинтересовалась супруга.

– Да так, ничего, просто, – Иван Порфирьевич подхватил жену на руки и понёс на диван.

– Ты чего, Ваня?! У тебя ж суставы, да и давление… и… всё остальное…

Последнее слово Юлия Харлампиевна произнесла уже, а меньшей уверенностью, поскольку её престарелый и больной супруг, повалив жену на кухонный диван, обрывая пуговицы, с треском сдирал с неё халат. Отлетел в сторону огромный льняной бюстгальтер, обнажив совсем не миниатюрную грудь; огромные трусы уже валялись на полу.

– О-о-о! – почти заорала Юлия Харлампиевна, закатив глаза.

Минут через тридцать, довольный и удовлетворённый происшедшим, оттянувшись по полной программе за бездарно прожитые годы (примерно тридцать лет), Иван (теперь, пожалуй, можно обойтись и без отчества) встал с дивана. Потрепав фамильярно Юлию Харлампиевну по обнажённому заду, которая тихо стонала, сражённая фактором неожиданности, а также серией оргазмов; в один присест, съев три плюшки сказал:

– Юлька, хорошо хоть булки не успела в духовку поставить, а то бы пожарных пришлось вызывать.

Юлия Харлампиевна произнесла с трудом:

– А я уж думала, что всё, так и помру…а тут…

Иван, довольный собой, ушёл в ванную, бриться. Весело напевая:

Не нужен мне берег турецкий

И Африка мне не нужна!—

Иван намылил щёки и тщательно побрился на два раза. Окатив лицо холодной водой, он потянулся за флаконом туалетной воды. Освежиться он сумел только через пару минут, да и то, машинально, не осознавая толком, что он делает. Вы спросите, почему? А вот доживите до восьмого десятка, а

потом, посмотрев на своё отражение в зеркале, попробуйте не удивиться, увидев там лицо цветущего тридцатипятилетнего мужчины!

Пшикнув раз десять из флакона на лицо, он пару раз попал в глаза – таково было его изумление, да какое там изумление – шок! На кухне он так сильно не был удивлён, когда повёл себя, как дворовый кобель, одурманенный течкой у пробегающей мимо сучки,– хотя было чему удивляться!

– Может,– шёпотом спросил он сам себя,– я помер, а сейчас на том свете мне всё это привиделось? Так получается, что Юлька тоже, того… Стоп! А разве там это дозволяется в раю (а достоин ли я?) или аду?

Иван плохо разбирался в тонкостях загробной жизни, а додумать самостоятельно не успел, поскольку в ванную зашла растрёпанная, в застёгнутом наперекосяк, на две уцелевшие пуговицы халате, жена и прервала его мысли:

– Вань, а ты укол-то поставил? А ещё булки ел? Нельзя так, как маленький ты у меня…– и поцеловала мужа прямо в губы.